Мерседес из Кастилии. Красный корсар.

Общее движение выдало изумление слушателей. Хозяин дома встал и, приблизившись к носилкам, осторожно раздвинул шторки и открыл их ранее невидимого обитателя глазам присутствующих. Во взоре, с которым встретился его взгляд, еще теплилось сознание, но смерть уже наложила свою печать на лицо раненого. Здесь, на земле, жили, казалось, одни глаза; и, в то время как тело пригвождено было к ложу бессилием последних минут, эти широко открытые глаза светились, даже сверкали умом и энергией.

— Можем ли мы сделать что-либо для вас? — спросил капитан де Лэси после долгого и тяжкого молчания, когда все стоявшие вокруг с горестью смотрели на мрачную картину прощания человека с жизнью.

Улыбка тронула помертвевшие губы, и на лице выразилась нежность, которая странно и даже пугающе мешалась с глубокой грустью. Он ничего не сказал, но блуждающий взор его, переходя от одного к другому, остановился, словно зачарованный, на чертах старшей из дам.

Она ответила ему таким же пристальным, напряженным взглядом; и столь велико было взаимное тяготение этих двух людей, что его не могли не почувствовать все окружающие.

— Матушка! — с нежностью воскликнул обеспокоенный офицер. — Что вас тревожит?

— Генри… Джертред… — ответила мать, протягивая руки к своим детям и словно ища у них поддержки. — Дети мои! Двери ваши открылись перед тем, кто постучался в них по праву. В те страшные минуты, когда иссякает энергия души и слабость берет над нами верх, в минуты бессилия и телесных немощей с особой силой проступает то, чем одарила нас природа. Я читаю все это в угасающем взоре, в изможденном лице, в котором мало что уцелело, кроме родных черт и фамильного сходства.

— Фамильное сходство? ! — воскликнул де Лэси. — Кем же вам приходится наш гость?

— Он брат мне, — ответила старая леди, роняя голову на грудь, словно это признание причинило ей столь же сильную боль, как и радость.

Незнакомец, слишком ослабевший и взволнованный, чтобы говорить, радостным кивком подтвердил эти слова; он по-прежнему не спускал с нее глаз, точно до последнего дыхания не мог оторваться от ее лица.

— Брат! — с непритворным изумлением повторил де Лэси. — Я знал, что у вас есть брат, но считал, что он умер еще ребенком.

— Я сама долго так думала, хотя страшные подозрения часто терзали меня. Но сейчас нет места сомнениям. Я читаю правду в измученном лице умирающего. Нужда и горести разлучили нас. Каждый, наверно, считал другого умершим.

Слабым наклоном головы раненый снова подтвердил правоту ее слов.

— Теперь тайна раскрыта. Генри, этот незнакомец — твой дядя, мой брат и бывший воспитанник!

— Я желал бы познакомиться с ним при более счастливых обстоятельствах, — ответил офицер с прямотой моряка. — Но я рад видеть его в нашем доме. Нужда, во всяком случае, не разлучит вас больше.

— Вглядитесь, Генри… Джертред, — добавила мать, закрыв глаза рукой, — лицо его должно быть вам знакомо. Неужели в искаженных чертах не узнаете вы того, кого некогда и страшились и любили…

От изумления никто долго не мог произнести ни слова, и все стояли, до боли в глазах вглядываясь в обострившиеся черты. Внезапно глухой звук, вырвавшийся из груди незнакомца, заставил их вздрогнуть; однако тихие, но явственные слова его мгновенно рассеяли сомнения и растерянность.

— Уайлдер, — сказал он, напрягая остаток сил, — я пришел просить вас о последней услуге.

— Капитан Хайдегер! — вскричал офицер.

— Капитан Корсар! — прошептала младшая миссис де Лэси, невольно отступая назад.

— Красный Корсар! — повторил их сын, подвигаясь ближе под влиянием непреодолимого любопытства.

— Попался наконец! — буркнул Фид, ковыляя к носилкам и не выпуская из рук щипцов, которыми ворошил угли в камине, чтобы оправдать свое пребывание в гостиной.

— Я долго скрывался, пряча свое раскаяние и свой позор, — продолжал умирающий, когда умолкли возгласы удивления. — Но война вывела меня из бездействия. Наша страна нуждалась в нас обоих, и оба мы служили ей! Вы служили, как человек, ничем не запятнанный, мое же имя не должно было позорить наше святое дело. Пусть, вспоминая зло, содеянное моей рукой, люди помянут и малую толику добра, что я творил. Прости, сестра… мать моя!

— Да простит тебя бог! — с рыданием воскликнула миссис де Лэси, опускаясь на колени и воздевая руки к небу. — О брат, брат! Ты знаешь, в чем твое спасение и на кого ты должен уповать.

— Если бы я этого не забывал, то сегодня носил бы свое имя с честью… Но… Уайлдер! — добавил он с неожиданной силой. — Уайлдер!

Глаза всех обратились на говорившего. В руке он держал сверток, который до этого служил ему вместо изголовья. Сверхчеловеческим усилием он привстал на носилках и обеими руками поднял и развернул над головой полосатое знамя с многозвездным синим полем, и каждая черточка лица его засветилась страстным восторгом и гордостью, как в дни его былой славы.

— Уайлдер! — с безумным смехом вскричал он. — Мы победили! — Он упал навзничь и остался недвижим; и мрачное оцепенение смерти стерло улыбку восторга с его лица, подобно тому, как тени облаков заслоняют живой блеск смеющегося солнца.