Так как из дома не были вынесены только длинные прикрученные полки, огромный кривоногий стол и не менее огромная железная кровать с продырявленной посередине сеткой, Генераторам пришлось обходиться этим минимумом мебели. Когда-то в явно процветавший поселок были проведены коммуникации, но с тех пор остались лишь ямки от электрических столбов вдоль улиц. Газовая и водопроводная сеть, конечно, тоже не работали. Воду приходилось носить издалека, с родника, и тщательно кипятить либо на костре во дворике, либо на одинокой конфорке печки. Спали на тюфячке из сухой травы, пока не выпросили в дальних поселках у людей ненужных им вещей. К тем же людям они периодически наведывались выторговать продуктов, и кое-что даже сумели посадить и вырастить на оживающей почве.
Зимой, конечно же, неумело существовать в нищете оказалось намного страшнее и мучительнее, чем в теплое время года, зато маги оперативно научились утеплять жилое помещение, убирать снег и лед, но особенно — рубить дрова и собирать хворост. Благо, сухой лес не слишком спешил становиться сочным, и топлива было много.
В особенно холодные ночи Десятый стискивал зубы вместе со своим недовольством и снисходительно терпел жмущегося к боку теплолюбивого приятеля. В теплое же время он требовал соблюдать личное пространство настолько, насколько это вообще возможно для парочки, живущей в одной комнате и делящей одну кровать. Идею разграничить спальные места доской Локко жестко отверг, вполне здраво объяснив совместный сон мерой предосторожности — мир все еще опасен, кругом до сих пор враги и война, и, ЕСЛИ ВДРУГ ЧТО, то желательно, чтобы никакие препятствия не стояли на пути друг к другу. Тем более, рыжий маг шел на большие уступки со своей стороны — сократил количество пошлых шуточек и подкатов до минимума.
И без этого первые полтора года их совместной жизни можно было назвать, мягко говоря, неловкими. Приходилось учиться буквально всему, словно бы навыки казарменного прошлого остались где-то там, в Зимпе-7.
Но вместе с опытом и закалкой приходило спокойствие, какое бывает у стариков, завершивших все важные земные дела и отдавшихся умиротворенному созерцанию бытия. Десятый научился охотиться на редко появляющихся поблизости, но полезных зайцев, и одичавших собак, что иногда носились по окрестностям опасными стаями, и чье мясо и шкуры можно было использовать для улучшения собственного существования. Локко со школьных уроков рукоделия вспомнил, как надо вязать, поэтому, как только удавалось раздобыть пряжу, занимался этим, периодически выслушивая ворчание приятеля о том, что псин тот хотел бы приручать, а не наоборот.
Так как излучение молодых Генераторов не крали жадные соты, оно свободно распространялось по полянке, даже зимой охотно впитываясь в окружающую среду. Так что уже к следующей весне начали оживать ближние деревья, да еще те несколько маленьких чахлых лип, которые были посажены рядом с домом усилиями магов и теперь оздоравливались.
Годы шли, а пятно живой зелени посреди мертвой долины так и не привлекло никакого вражеского внимания. Это было странно, но Локко не размышлял о таком чуде. Еще он не боялся, оставив страх где-то далеко, за гранью, словно бы отгородив от него плотиной свой драгоценный уголок покоя и мирной жизни.
Разумеется, не все было приторно и сахарно, случались и болезни, и раны, и беды, а также неприятности и раздоры сожительства. Десятый, крепнущий телом и духом, тем не менее оставался все тем же одиночкой по натуре, который вполне мог бы обойтись безо всяких приставучих гермафродитов. Иногда Локко обижался, но чаще всего он же первым шел мириться. Ибо одиночество для него казалось куда более жуткой вещью, чем задетая гордость, которую можно и потерпеть.
— Скоро мне исполнится столько же, сколько Люциферу в нашу последнюю встречу, — заметил Локко однажды летом, когда отдыхал после прополки грядок с картошкой, развалившись прямо в траве около леса. Не опасаясь ползавших по мураве клещей и муравьев, с которыми всегда можно договориться, Источник рассматривал фигурные кучевые облака на синем небе. Ни пыли, ни смога.
— Нашел, о ком вспомнить, — закончив выхлапывать рубашку, Десятый облачился в нее и тоже растянулся на земле.
— А почему нет? — улыбнувшись, гермафродит прикрыл глаза. Под веками сразу заплясали цветные искорки. — Ты ведь меня тогда спас. Кто знает, как бы дело обернулось, если б я не выдержал и напал на Люца. Спасибо, что ты удержал меня от такой глупости.
— Я ничего не сделал, — пожал плечами парень.
Но Локко помнил, прекрасно помнил те холодные от недостатка жизненной энергии руки приятеля, которые буквально стиснули его за плечи. Десятый тогда предугадал чужие действия и перехватил рыжеволосого мага, уже готовившегося к роковому прыжку. Гермафродит захрипел и попытался вырываться, но быстро затих, остывая.
Кажется, из всех находящихся в тот вечер в башне, Люцифер единственный не понял, что едва не погиб. Он просто не воспринял намерения Локко всерьез.