Мерцание экрана

Извиняюсь. Ага. Так вот, значит, дискотека. Мы договорились, что с меня фургон, с него пластинки, а стоимость музыкального оборудования разделим пополам. Это, кстати, я предложил. Я к тому, что тогда мне казалось, что это прекрасная идея. Уэйн живет вместе с мамой, но теперь только в двух комнатах, поскольку вся остальная квартира забита его коллекцией винила. Многие люди коллекционируют пластинки, но Уэйн, мне кажется, мечтает… точнее, мечтал заиметь все пласты в мире, которые когда-либо выпускались. Лучшим развлечением он считал зайти в какой-нибудь древний магазинчик в каком-нибудь задрипанном городишке, перерыть там все снизу доверху и выудить нечто странное с названием типа «Звездный Спутник и Космонавты». И что самое смешное – когда мы возвращались в его комнату, он подходил к полке с винилом, сдвигал пласты в сторону, и там – представь! – уже стоит дожидается коричневый конверт, на котором написано правильное название, год записи и все такое.

Или, к примеру, он просит отвезти его в какой-нибудь Престон и находит там парня, работающего сантехником. И вот выясняется, что этот сантехник в далеком 1961 году называл себя Ронни Блесткой и даже успел подняться аж до 152-го места в чартах. И Уэйн просто хотел спросить, не завалялось ли у того лишнего экземпляра его единственной пластинки, которая оказалась настолько бездарной, что ее нельзя теперь отыскать даже в специализированных магазинах.

Уэйн был из тех коллекционеров, которые терпеть не могут пропусков в своей коллекции. Это почти религия, серьезно. В том, что касалось музыки, он мог дать фору даже самому Джону Пилу[36], если бы не одна проблема: больше всего его интересовали записи, которых у него еще не было. Он мог годами ждать возможности заполучить демо-диск какой-нибудь панк-группы, которая, вероятно, давно перемерла от передоза, но к тому времени, когда пластинка оказывалась у него в руках, он уже знал о ней все – включая имя уборщицы, которая мыла пол в студии после записи. Одно слово – коллекционер.

Вот я и подумал – чего еще не хватает, чтобы замутить дискотеку?

В общем, оказалось, что не хватает почти всего, чего не было у Уэйна – нужной внешности, правильных шмоток, здравого смысла, хоть какого-то представления об электрической проводке и способности болтать как попугай. Но тогда мы смотрели в будущее с оптимизмом, поэтому я быстро продал свой старый «Форд Капри», купил фургон и почти профессионально его перекрасил. Получилось так четко, что логотип «Мидланд Электрисити Боард» стал почти не виден. Я хотел, чтобы машина выглядела как фургон из сериала «Команда А» – правда, тот мог перепрыгнуть через четыре другие машины и как ни в чем не бывало мчаться дальше, а для моего даже канализационные люки переехать проблема.

Прошу прощения, сержант, но мне уже все сказали – и про налоги, и про страховку, и про техосмотр. Не переживай, я больше не буду водить машину. Никогда.

Короче, накупили мы кучу усилков и другой фигни у Иэна Кертиса из Вайрклиффа, потому что он надумал-таки жениться, и Трейси хотела, чтобы он ночевал теперь дома. Потом разместили несколько объявлений в витринах газетных киосков и принялись ждать.

Нельзя сказать, что люди прямо-таки ломанулись заказывать у нас дискотеки, потому что далеко не все понимали стиль Уэйна. Понятное дело, чтобы работать диджеем, необязательно быть мастером слова. Люди ждут простых реплик, вроде «Бодрячком!», «Йеху!» или «А теперь буги-вуги!». Не важно, что это звучит по-дебильному, главное, публика чувствует свое превосходство. Но чего им точно не надо, пока они напиваются на свадьбе, так это чтобы кто-нибудь стоял за пультом, сверкая глазами, что твои прожекторы, и вещал: «А со следующим треком связана вот такая интересная история…»

Но, что странно, через некоторое время благодаря «сарафанному радио» мы приобрели некоторую популярность. Кажется, все началось с годовщины замужества моей сестры Берил. Она меня старше, как ты понимаешь. И вот оказалось, что Уэйн припер с собой почти все пластинки, которые выпустили в год ее свадьбы. И не только топовые. Поскольку все гости были примерно одного возраста, то очень скоро в зале стало не продохнуть от ностальгии. Уэйн словно завел их остывшие двигатели и прокатил по шоссе воспоминаний.

После этого мы стали получать приглашения от клиентов постарше – из тех, знаешь, что уже не дети, но и разваливающимися стариками их не назвать. То есть мы превратились в нечто вроде специализированной дискотеки. В перерывах люди подходили к Уэйну, чтобы поболтать о каких-нибудь великих песнях, которые «эх, умели же раньше сочинять», и вдруг оказывалось, что они есть в фургоне. У него было все, что они когда-то где-то слышали – хотя бы краем уха. Да и то, что не слышали, у него тоже имелось. Словом, Уэйн был настоящим коллекционером – его не волновало, хороша ли вещь на самом деле или нет. Главное, что она была.