Мерцание экрана

Конечно, он бы сам с этим не согласился. Он всегда говорил, что каждая пластинка по-своему уникальна. Вы могли считать что-то полной дрянью, но вот перед вами человек, который раздобыл почти все, что выпустили за последние сорок лет, и он искренне верил, что в любой записи есть нечто особенное. Он просто их любил. Он мог сидеть всю ночь в своей комнате, заполненной коричневыми конвертами, и слушать пластинки одну за другой. Клянусь, он их все любил, без исключения.

Да-да, я понимаю… Но ведь ты должен знать, каким он был человеком, чтобы понять, что произошло дальше.

Так вот, нас наняли провести танцульки на Хеллоуин. Наступило то самое время, когда на улицах проходу нет от мелких гадов, бегающих с криками «сладость или гадость» и молочными бутылками наперевес.

Уэйн подготовил кучу песенок в стиле «Чудовищного месива»[37]. В тот день он выглядел довольно ужасно, но тогда я не придал этому значения. Я в том смысле, что он всегда выглядел ужасно. В общем-то это было его нормальное состояние. Видимо, из-за того, что он много лет провел в закрытом помещении, непрерывно слушая пластинки. Плюс больное сердце, астма и все такое.

Танцы были в… ладно, ты и так уже знаешь. Вечеринка на Хеллоуин, устроенная, чтобы собрать денег для церковного зала. Уэйн сказал, что это очень смешно, но не объяснил почему. Наверное, это какая-то заумная шутка. Он вообще неплохо шарил в таких вещах. Ну, знаешь, замечал всякие мелкие детали, на которые не обращали внимания другие. За это его часто били в школе, если меня не оказывалось рядом. В детстве он был одним из тех тощих дохляков, чьи очки вечно перемотаны пластырем. Он никогда в жизни ни на кого не поднял руку, ну, разве что единственный раз – когда Грибо Гривз разбил пластинку, которую Уэйн притащил на школьную дискотеку. Тогда Уэйн впал в такую ярость, что его пришлось вчетвером оттаскивать от Грибо и отнимать у него железный прут. А потом приехала полиция, «Скорая», все дела…

Ну ладно…

Я позволил Уэйну расставить оборудование самому – это была ошибка, но что поделать, он так захотел, – а сам пошел и сел возле того, что они называли баром, то есть у пары козловых столов, накрытых скатертью.

Не, ничего я там не пил. Разве что стаканчик пунша, но это все равно что компот… Ну хорошо, два стакана. Но я полностью уверен в том, что видел и слышал… Кажется.

На такие мероприятия ходит публика особого сорта. Всегда присутствуют организатор, несколько членов церковного комитета, какие-то селяне, которые забрели на танцы только потому, что по ящику нечего смотреть, кроме снукера[38]. Каждый нацепил маску, нисколько не позаботившись о костюме в целом, так что выглядело это так, будто Франкенштейн с компанией одеваются в магазинах «Маркс энд Спаркс»[39]. На стенах висели скаутские плакатики и те особые деревенские батареи, которые не столько греют, сколько сами поглощают тепло. Воняло несвежими теннисными туфлями. Ну и, чтобы эта дыра хоть чуть-чуть напоминала цивилизациию, под потолком повесили маленький зеркальный шар. Половина зеркал с которого уже отвалилась.

…Ну ладно, может, и три стакана. Но там плавали кусочки яблока. Разве в серьезных напитках могут плавать яблоки?

Уэйн начал программу с нескольких горячих хитов, чтобы заставить толпу потопать ножками. Я говорю метафорически, сам понимаешь. Никаких буги-вуги и всякого такого. Все-таки люди собрались немолодые.

Ну и вот. Я уже говорил, что Уэйн не был создан для такой работы, и в тот вечер – в последний вечер – он управлялся с «вертушками» хуже, чем обычно. Он смотрел на танцующих и что-то бормотал себе под нос. Он перепутал пластинки. И даже поскретчил[40] одну. Случайно, конечно. Единственный раз в жизни я увидел Уэйна по-настоящему разгневанным – не считая того случая с Грибо, – когда вдруг раздался скретч-эффект.

Мне показалось неудобным вмешиваться, поэтому я подошел к нему только во время перерыва. И ты представляешь, он был таким потным, что с него прямо капало на микшер.

– Видишь того мужика? – спросил он. – В брюках-клеш.

– Мафусаила?

– Не тупи, а? Вон того – в костюме из черного шелка со стразами. Который весь вечер косит под Джона Траволту. Да хорош, его невозможно не заметить. Обувь на танкетке, серебряный медальон размером с тарелку. Маска в виде черепа. Он только что у двери стоял.

Но я никого такого не видел. А если бы увидел, то точно бы не забыл.

Уэйн совсем оцепенел от страха.

– Ты должен был его заметить!

– Да в чем дело-то?

– Он с меня весь вечер глаз не сводит!

Я похлопал его по плечу.

– Наверняка впечатлился твоей техникой, старина.

Я оглядел зал. Большинство присутствующих уже перекочевало поближе к пуншу. Негодяи, что тут скажешь… Уэйн вдруг схватил меня за руку.

– Не уходи!

– Да я просто хочу подышать воздухом.

– Не… – он нервно сглотнул, но взял себя в руки. – Не уходи. Побудь рядом. Пожалуйста!

– Да что с тобой такое?

– Пожалуйста, Джон! Он все время смотрит на меня странным взглядом!

Кажется, он был действительно напуган. Я сдался.

– Ну хорошо. Только в следующий раз покажи точно, где он стоит.