Мерцание экрана

– Это ветер, – сказала нянюшка Ягг. – Всего-навс…

И тут все увидели матушку. Она появилась так, словно все время была здесь, просто никто ее не замечал. У матушки был дар отступать на второй план.

– Я просто захотела посмотреть, кто победил, – объяснила она. – Похлопать вместе со всеми, поздравить и так далее…

Летиция двинулась на матушку, вне себя от ярости.

– Ты что, залезла в чужие головы? – взвизгнула она.

– Да как бы я это сделала, госпожа Увертка? – кротко возразила матушка. – При стольких-то амулетах!

– Ты лжешь!

Нянюшка Ягг услышала, как ведьмы со свистом втянули воздух сквозь зубы, а громче всех – она сама. Ибо главное достоинство ведьмы – ее честность.

– Я не лгу, госпожа Увертка.

– Значит, ты отрицаешь, что решила испортить мне день?

Некоторые ведьмы, стоявшие с краю, опасливо попятились.

– Я признаю, что мое варенье не всем пришлось по вкусу, но я бы никогда… – начала матушка самым миролюбивым голосом.

– Ты на всех навела чары!

– …я хотела помочь, спроси кого угодно…

– Ты все испортила! Просто признай! – голос Летиции стал пронзительным, как крик чайки.

– …и уж конечно же, я не…

От сильной пощечины голова матушки мотнулась в сторону.

Все испуганно замерли, затаив дыхание.

Медленно подняв руку, матушка потерла щеку.

– Добилась своего, да?! – истошно взвизгнула Летиция.

Нянюшке показалось, что звук ее вопля прокатился эхом по горам.

Кубок выпал из рук председательницы и с хрустом прокатился по траве.

Затем все разом пришло в движение. Две ведьмы выступили из толпы, положили руки на плечи Летиции и мягко, но настойчиво оттащили ее от матушки. Госпожа Увертка сопротивляться не стала.

Все остальные ждали, что предпримет матушка Ветровоск. Наконец, она подняла голову.

– Надеюсь, с госпожой Уверткой все в порядке, – сказала она. – Мне показалось, что она немного… не в себе.

Настала гробовая тишина. Нянюшка подобрала с земли упавший кубок и постучала по нему указательным пальцем.

– Хмм… – протянула она. – Кажется, всего лишь посеребренный. Бедняжку ограбили, если она заплатила за него десять долларов. – Нянюшка бросила кубок мамаше Бивис, и та ловко поймала его на лету. – Вернешь ей завтра, Бивис, хорошо?

Мамаша кивнула, стараясь не встречаться с матушкой взглядом.

– И все же нельзя, чтобы это испортило нам праздник, – любезно сказала матушка. – Давайте завершим день как положено! По нашим традициям: печеной картошкой, жареными зефирками и старыми сказками у костра. Давайте простим друг друга. А кто старое помянет – тому глаз вон.

Нянюшка почувствовала, как над полем развернулся веер внезапного облегчения. Ведьмы ожили, сбросив чары, которых на самом деле и не было. Спины выпрямились, глаза засверкали, возникла даже небольшая толчея, когда все разом устремились к седельным сумкам, притороченным к метлам.

– Господин Гопкрафт угостил меня целым мешком картошки, – похвасталась нянюшка, когда вокруг завязалась непринужденная беседа. – Пойду-ка принесу. Разведешь пока огонь, Эсме?

Вдруг в воздухе что-то изменилось. Подняв голову, нянюшка увидела сияющие в сумерках глаза матушки.

Наученная горьким опытом, она немедленно бросилась на землю.

Рука матушки мелькнула в воздухе, словно комета. С пальцев сорвалась жаркая искра.

Костер взорвался. Струя бело-голубого пламени взметнулась сквозь сложенные ветви и заплясала в небе. Резкие тени превратили лес в гравюру. Ударная волна посрывала остроконечные шляпы и опрокинула столики. Из пламени вылепились замки и фигуры забытых героев, древние армии вновь сошлись в смертельных боях. Огонь хватал за руки и гнал в пляс. Пламенные сцены застывали на сетчатках глаз и проникали прямо в головы…

А потом огонь утих и превратился в обычный костер.

– Простить – не значит забыть, – усмехнулась матушка.

На рассвете матушка Ветровоск и нянюшка Ягг возвращались домой по щиколотку в тумане. Ночь в целом удалась.

Через некоторое время нянюшка нарушила молчание:

– Нехорошо ты поступила.

– Я ничего не сделала.

– Да, но… то, что ты не сделала, – это и есть нехорошо. Все равно что выдернуть из-под человека стул, когда он уже садится.

– Кто не смотрит, куда садится, тому лучше оставаться на ногах, – возразила матушка.

По листве стукнул дробью один из тех коротких ливней, какие случаются, когда несколько дождевых капелек-индивидуалисток откалываются от большого коллектива.

– Ну хорошо, – уступила нянюшка. – Но все равно это было немного жестоко.

– Ладно, – легко согласилась матушка.

– Многие найдут это подленьким.

– Пускай.

Нянюшка вздрогнула. Мысли, которые промелькнули в ее голове через секунду после того, как Пьюси закричал…

– Я тут ни при чем, – продолжила матушка. – Я никому не вкладывала в голову такого, чего прежде там не было.

– Извини, Эсме.

– Ничего.

– Но… Летиция не хотела проявлять жестокость, Эсме. Она, конечно, злобная, властная и глупая, но…

– Ты ведь с детства меня знаешь, да? – перебила матушка. – Мы ведь с тобой не один пуд соли съели.

– Да, конечно, но…

– И ты никогда не опускалась до всяких там «я говорю это как подруга», верно?