Мерцание тумана

– Ну, скажи! О чем ты сожалеешь? – спрашивает она, и я почти вижу, как любопытство прогоняет из ее глаз усталость.

– О многом. – Я осторожно убираю с ее лба несколько локонов. – Но прежде всего о том, что не могу провести с тобой весь день, потому что в три начинается моя смена.

– Это тяжкое преступление. – Она надувает губки.

– Это называется преступное чувство долга.

– Или криминальные будни официанта. – Она хихикает. – О чем еще ты сожалеешь? – Я колеблюсь, и пауза затягивается. Она приподнимается и настороженно смотрит на меня. – Мне стоит волноваться, Яспер?

– Нет. Все хорошо. Правда. Просто… Мне хотелось начать наше первое совместное утро с чего-то позитивного. С обнимашек. С завтрака… или прогулки. А не с очередного обсуждения причины нашего расставания. – По ее лицу скользит тень растерянности, и я быстро добавляю: – В этом виноват я. А не ты.

– В том, что мы расстались?

– Да.

Она сглатывает и выглядит удивленной.

Я поворачиваюсь на бок и одной рукой подпираю голову, а другой нежно поглаживаю изгиб ее талии.

– Когда ты уехала, я сосредоточился на этих четырех месяцах, и все остальное отошло на второй план. Я уже не думал, каково тебе там. Не думал, что ты переживаешь самое трудное время в твоей жизни. И что это прежде всего твоя жизнь. Твой поиск ответов. Я должен был дать тебе время, в котором ты нуждалась. А вместо этого я определил точный срок. Потому что… думал, что потеряю тебя, если не буду держать изо всех сил.

– Но почему? Почему ты решил, что потеряешь меня? – спрашивает она и смотрит на меня с состраданием, которого я не заслуживаю. – Я столько раз задавалась вопросом, во мне дело или не во мне. Переживала, что, возможно, сказала или сделала что-то, что заставило тебя усомниться в нас, Яспер. Для меня наши отношения всегда были убежищем, тихой гаванью. Какие бы высокие волны ни бушевали вокруг.

Мой взгляд автоматически падает на татуировку между ее грудей. Треугольник с тремя чайками и двумя волнами символизирует нечто гораздо большее, чем просто дружбу с Лео и Лисой.

«Все всегда говорят, что в отношениях нужно быть на одной волне. Но знаешь, что мне нравится в тебе… в нас, Яспер? Что ты позволяешь мне создавать собственные волны».

От ее слов горло сжимается так, что больно глотать. Потому что только сейчас, три чертовых года спустя, я по-настоящему осознаю значение этого. Нужно было ее потерять, чтобы понять, что любить – это попеременно то держать, то отпускать.

– Я все исправлю, – обещаю я и снова смотрю ей в глаза, а моя рука тянется к кулону на ее цепочке. – Я не могу полностью уберечь тебя от своих ошибок, но я… больше никогда тебя не подведу, Оби. – Я обвожу пальцами контуры амулета и гравировку на оборотной стороне. – Что бы ни случилось. Мое сердце – твой дом. Всегда.

Самая прекрасная улыбка на свете играет на ее пухлых губах, и она кивает.

– Знаешь что?

– Что?

Она приближается ко мне.

– Для меня этот разговор стал самым лучшим началом дня. И… я тебе тоже кое-что пообещаю. – Я смотрю на нее в ожидании. – Я постараюсь делиться с тобой тем, что меня беспокоит, и найти способ открыться, даже если будет больно.

– Я бесконечно рад. Правда. Но ты не обязана ничего мне обещать. Только не из-за меня. Я всегда рядом. Даже когда ты не хочешь или не можешь говорить. Ты можешь обратиться ко мне, что бы тебе ни понадобилось, понятно? – Мне в голову приходит одна идея, но я решаю умолчать об этом до тех пор, пока не решу, как ее реализовать.

Оби кивает.

– Понятно.

46 Калла Настоящее

Я провожаю Яспера до двери квартиры, где мы целуемся на прощание, словно он уходит на войну. Задохнувшись, мы отрываемся друг от друга, и я скольжу пальцами по его животу, а он – по моей щеке.

– Когда я увижу тебя снова? – спрашивает он.

– Когда захочешь. – В его заросших щетиной щеках образуются глубокие ямочки. – Что смешного?

– Ничего. Просто… невероятно приятно задать тебе этот вопрос.

Его слова вызывают у меня улыбку, поскольку я точно знаю, что он имеет в виду.

– А насколько приятно тебе было бы зайти сюда после смены и остаться здесь ночевать?

– М-м-м. – Он закрывает глаза, будто смакуя мои слова. – Звучит очень, очень заманчиво, но… – Его веки открываются, и он морщится. – Мне бы срочно потребовалась свежая одежда. После работы мне непременно нужно домой.

Я с сожалением киваю, но он прав: приходить сюда посреди ночи и правда нет смысла.

– А завтра утром? – предлагает он.

Уголки моего рта снова взлетают вверх.

– К завтраку?

– Или к бранчу. В зависимости от того, как долго продлится моя смена и когда я снова буду в форме.

– Принесешь булочку с корицей? – В надежде я игриво вздергиваю брови.

– Можно подумать, одной булочки тебе хватит, – хмурится он.

– Мне нравится ваш ход мыслей, господин Петерсон, – ухмыляюсь я.

– Мне тоже многое в вас нравится, фрау Обафеми. – Эти слова он шепчет мне в висок и закрепляет их долгим нежным поцелуем в лоб.