Мерцание золота

— Так ведь бизнесмены, — тоже вздохнул я. — Сам говорил: удел избранных. Но ты лично не пропадешь. Медальеры во все времена хорошо жили.

Владимир Ильич испытующе посмотрел на меня. Он не мог понять, насколько глубоко я погружен в тему.

— Ладно, — сказал он. — Что слышно во Внукове?

— А что Внуково, — пожал я плечами. — живем. Провели газ, пристройки соорудили. У Бочаренко она намного больше, чем у меня.

— У него Маринка богатая, — сказал Белугин. — Слушай, твою коммуналку еще не расселяют?

Я поразился его проницательности. Все-таки не зря он стал бизнесменом.

— Началось, — кивнул я. — Какие-то маклеры с брокерами появились.

— Так ведь центр города, — назидательно поднял вверх указательный палец Белугин. — Смотри не продешеви.

Вокруг нашей одиннадцатикомнатной коммуналки действительно началась суета. Соседки ничего мне не говорили, но шила в мешке не утаишь. И в конце концов маклерша сама вышла на меня.

— Что вы хотите за свою комнату? — спросила она.

— Квартиру, — сказал я.

— Какую? Где? — терпеливо допытывалась она.

— Ну, какую… Трехкомнатную все равно не дадите. Район — метро «Юго-западная».

— Дорогой район, — вздохнула она. — И мы не даем, а покупаем. Вы здесь один прописан, значит, и квартира однокомнатная. Ладно, будем искать.

На какое-то время она пропала. А соседки определенно нервничали. Во-первых, они перестали со мной разговаривать, а во-вторых, переругались между собой.

— Хальт! — как-то заступил я дорогу Алевтине, пытавшейся прошмыгнуть на кухню.

— Ничего не знаю… — попятилась она в свою комнату.

Я вынужден был схватить ее за руку.

— Что происходит? — спросил я, глядя на Алевтину в упор.

— Трехкомнатную хочет! — округлила глаза Алевтина. — а у самой девятнадцать метров и один сын прописан.

— У тебя тоже одна дочка.

— Я хочу двухкомнатную.

— А район?

— Где-нибудь в Строгине…

— Туберкулезный тоже в Строгине?

— Он в больнице. Может, и не дождется квартиры.

— Понятно, у нас выживает сильнейший. А кто нашу квартиру покупает?

— Не знаю, — пожала плечами Алевтина.

Похоже, ей и в самом деле было плевать, кто позарился на эту добитую коммуналку. А мне — нет, поскольку я въехал в комнату последнего из Званских. Именно ему, председателю Российского музыкального общества, принадлежала когда-то эта красота из одиннадцати комнат.

— А его расстреляли, — сказала Алевтина.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Да уж знаю, — показала мне язык Алевтина. — И пьяницу, вместо которого ты въехал, тоже знаю.

— А про то, какой конец ждет тех, кто слишком много знает, тебе известно?

— У меня чайник на кухне! — попыталась отодвинуть меня бедром Алевтина.

Была она крупная и мягкая, а такие дамочки мне никогда не нравились.

— Иди, — пропустил я ее. — Но запомни — у них длинные руки.

— У кого? — остановилась Алевтина.

— У новых русских. Отберут комнату, а саму по башке и в канализационный колодец.

Между прочим, про канализационный колодец я не выдумал. У нас во Внукове из одного такого колодца достали старичка, квартира которого была приватизирована бандюганами из Солнцева. Теперь мимо этого колодца я проходил не то чтобы с опаской, но с неприятным чувством.

— Наша Татьяна нормальная, — сказала Алевтина.

— Маклерша? — усмехнулся я. — С виду они все нормальные. А что за квартиры нам всучат, никто не знает.

— Думаешь, обманут? — запахнула на груди халат соседка. Ей вдруг стало зябко.

— Ты откуда в Москву приехала?

— Из-под Рязани.

— Ну и сидела бы там.

— Так ведь у нас ни мужиков, ни работы.

Она стремительно повернулась и исчезла в темноте коридора.

В Москве, конечно, с мужиками и работой было проще. Но у Алевтины не было мужика, а у Марины работы. Обе, правда, не сильно горевали об этом.

— У Маринки мужики приходящие, — донеслось из темноты.

— У тебя и таких нету, — сказал я.

— А нам и не надо.

В принципе мне было все равно, есть у моих соседок мужики или нет. А вот квартирный вопрос волновал.

— Так кто все-таки покупает нашу квартиру? — спросил я маклершу при следующей встрече.

— Не знаю, — спрятала она глаза.

«Врет», — понял я.

— Все равно ведь узнаю.

Татьяна зыркнула по сторонам, вздохнула, притянула меня к себе и жарко дохнула в ухо:

— Березовский.

Вот это было похоже на правду. Никто другой одиннадцатикомнатную квартиру с дырами в потолке потянуть не мог, только секретарь Совета безопасности.

— Пусть берет, — сказал я, — богачам тоже жить надо. А у нас и суд, и казино, и Кремль рядом. Хорошее место.

— Вам бы только смеяться, — осуждающе взглянула на меня Татьяна, — а я уже с ног сбилась. Поедем завтра квартиру на Волгина смотреть.

Вот так, потихоньку-полегоньку, я и отправился из центра на запад столицы. Но это был типичный маршрут для большинства москвичей. Страна медленно, но верно переваливалась на рельсы капитализма. Советские рельсы уперлись в тупик, теперь надо было как следует потрястись на капиталистических ухабах.

— Паркет забирать будешь? — спросил Белугин, когда я сказал ему о переезде.

— Какой паркет? — опешил я.

— У тебя же квартира старая, значит, и паркет наборный, — растолковал Владимир Ильич. — Если забирать не хочешь, продай. У нас же рынок.