Мерцание золота

— Приглашаю, — сказал Володя. — Скоро будет вручение премии Достоевского, так что милости просим.

— За твой счет? — удивился я.

— Конечно. Жить будешь в гостинице в центре города. Сегодня же пришлю приглашение.

— Зачем приглашение?

— Для оформления визы, — теперь пришел черед удивляться Володе. — Ты ведь про Эстонию еще ничего не писал?

— Нет, — сказал я.

— Тогда с визой проблем не будет.

— А если бы написал?

— Возможны варианты, — посмотрел в окно Виллинович. — Молодые демократии гораздо обидчивее, чем старые. Отслеживают все, что о них пишут. А ведь в политике сейчас одни дураки, особенно в Европе.

В консульстве Эстонии мне действительно без проблем выдали визу, и я отправился в гости к Виллиновичу.

— Ты приехал на день раньше, чем остальная делегация, — сказал Володя, встретив меня на железнодорожном вокзале. — Но я это специально сделал.

— Зачем?

— Поможешь оргвопросами заниматься.

Я заселился в гостиницу, которая и вправду была в центре города, и мы поехали по делам.

— Нужно заказать дипломы для премии, — сказал Володя, садясь в «мерседес». — А на русском языке это не так просто.

— Город изменился, — согласился я, вертя головой. — Вывесок на русском совсем не осталось.

— Не только вывесок, — хмыкнул Виллинович.

Мы подрулили к фирме, которая занималась изготовлением дипломов. Девушка, сидевшая за конторкой, была настолько хороша, что я раскрыл рот, уставившись на нее.

«В советские времена таких хорошеньких здесь не было», — подумал я.

Володя произнес длинную тираду на эстонском языке, из которой я понял только слово «Достоевский».

— Нет, — сказала девушка, легонько покраснев.

В смущении она была еще более прекрасна.

— Представляешь, — повернулся ко мне Виллинович, — она не знает, кто такой Достоевский.

— Неужели?

Я и так смотрел на девушку широко раскрытыми глазами, но здесь они чуть не вылезли из орбит.

Володю мой вид рассмешил.

— Она не училась в школе? — спросил я.

— В эстонских школах Достоевского не изучают.

— А кого?

— Наверное, Шекспира.

Володя снова заговорил по-эстонски.

— Шекспира тоже не знает, — сказал он мне.

Меня это как-то утешило. Не знать только Достоевского — это одно, Достоевского вместе с Шекспиром — совсем другое.

Девушка, уже вовсю полыхавшая румянцем, поднялась и вышла в соседнюю комнату. Фигура у нее была еще лучше, чем раскрасневшееся личико.

Девушка вернулась и протянула Володе лист с напечатанным текстом. На меня она подчеркнуто не смотрела. «Боится, что ее привлекут за связь с русским оккупантом», — подумал я.

— На, прочитай, — протянул мне лист Володя.

Я прочитал и вычеркнул лишнее «с» в фамилии Достоевского.

— Да, наш Достоевский отличается от их Достоевского, — кивнул Володя.

— Зато посмотри, какая у нее попка, — сказал я. — Хорошо, что она совсем не понимает по-русски.

Девушка закашлялась, схватила со стола стакан с водой и убежала в соседнюю комнату.

— Про попку они на любом языке понимают, — ухмыльнулся Володя, — но тебе можно, ты гость.

Я и сам это знал.

Володя расплатился, мы взяли дипломы и отправились в магазин, в котором продавались рамки для дипломов.

— Его держит вместе с женой мой приятель, — сказал Виллинович. — Между прочим, русский. Очень хороший художник.

В этом магазине не только продавались рамы и рамки, но была и мастерская, устроенная как салон. Я походил по нему, поглазел на картины.

Хозяин с хозяйкой исподтишка наблюдали за мной. «Волнуются», — подумал я.

— Хорошие картины, — громко сказал я Володе. — Русские, но с прибалтийским акцентом. Мне вон то море нравится. — Я показал на самую большую картину.

Хозяин расцвел, вышел из салона и вернулся с бутылкой коньяка. В руках жены неизвестно откуда появился поднос с бутербродами.

«Нет более прямого пути к сердцу художника, чем грубая лесть», — подумал я.

— Его фамилия Зайцев, — сказал Виллинович. — Взял бы фамилию жены, уже давно бы получил гражданство. А так всего лишь вид на жительство.

— У тебя тоже вид? — поинтересовался я.

— Я в пятом колене местный! — оскорбился Володя. — В Рийгикогу половина моих одноклассников сидит.

— Где-где?! — поперхнулся я коньяком.

— В парламенте. Все до одного националисты. Я с ними борюсь.

— Да, с националистами надо бороться, — согласился я. — Лучше, конечно, перестрелять или хотя бы посадить в тюрьму.

Володя покосился на меня и ничего не сказал. Чувствовалось, политкорректность для него была не пустым звуком.

— За Россию! — провозгласил тост Зайцев.

Его рыжая борода походила на пылающий факел.

Все с воодушевлением выпили.

— Здесь все русские? — спросил я Володю, оглядываясь по сторонам.

— Эстонские русские, — уточнил он. — Это ведь Таллин.

— Да, Ревель, — вспомнил я. — В начале тринадцатого века здесь правил полоцкий князь Вячко. Генрих Латвийский называл его королем.

— Он сидел в Юрьеве, — сказал Володя. — Тарту далеко от Таллина.

Я знал, что «далеко» и «близко» — это философские категории, и не стал дискутировать на эту тему. Хотя интересно было бы узнать, как Вячко добирался сюда из Полоцка. Впрочем, Генрих Латвийский тоже не самолетом летал.

— Все, заканчиваем, — распорядился Виллинович. — Нас ждут в Пюхтицком монастыре.