Дома каждое лето начиналось с жары и постепенно превращалось в пекло. Высохшие и прожаренные на солнце поля засыхали мертвой желтоватой глиняной коркой, а легкие фермеров задыхались от испарений. Каждый ребенок после дневной работы в поле только и желал, чтобы на подгибающихся ногах смыться в карьер.
Точнее это нельзя было назвать карьером в полном смысле слова, поскольку это место служило карьером лишь короткий период в начале прошлого века, из которого эджмонтцы брали камни для построек своих домов и оград. Спустя долгие десятилетия забвения треклятая каменная пыль заодно с инструментами куда-то подевались, остался лишь изрезанный острыми гранями утес, возвышающийся на шесть метров над глубоким холодным прудом с темной водой, которая поступала из неведомых подземных источников. В прошлом поколении один странствующий монах соорудил на самой вершине молельню, которая все это время оставалась заброшенной, не считая детей, которые использовали возвышение для прыжков с обрыва вниз — в бездну — вопя в обжигающем воздухе, чтобы с громким всплеском о поверхность погрузиться в холодную темноту.
Каждый совершенный Тарой в детстве прыжок предварялся секундой страха о предстоящем моменте, когда холодная вода сомкнется над ее головой, и мировой холод сожмет ее грудную клетку, скует мышцы и обожжет мозг. Стоит утратить самоконтроль, открыть рот в отчаянном глотке воздуха, и этот холод зальется в горло, скует и остановит сжавшееся сердце.
Переступив черту голубого пламени третьего суда по вопросам Таинств в тысячах километров от Эджмонта, она почувствовала похожий страх. Однако обстоятельства были иными. В Эджмонте нужно было лишь дождаться, когда пруд раскроет свой рот и выплюнет ее наружу к воздуху, свету и жаре. Сегодня подобного счастья нужно было еще добиться.
Мир за чертой круга померк. Сверкавшие в черном куполе бриллианты превратились в звезды, а сам свод стал бесконечным космосом. Зрители исчезли. Абелард с Кэт и кардиналом стали ничего незначащими пылинками в гигантской пустоте.
Хотя Тара по-прежнему ощущала на себе взгляд мисс Кеварьян, либо это было лишь ее воображение.
Во всей вселенной осталось лишь три человека. Сама Тара, ставший громадным благодаря вплетенным в круг заклинаниям, скрюченный и мрачный, сверкающий в темноте глазами судья, и вышедший в центр круга без малейшего замешательства, поскольку не чувствовал угрозы от хлынувшего холода, ветеран тысячи битв в твидовом пиджаке и ярко-белой рубашке, затмевающей полночную луну — профессор Александр Деново.
— Рад тебя снова видеть, Тара, — произнес он.
Его голос едва не стал последней каплей. Он был почти точь-в-точь как в университете — обыденный, знакомый и спокойный. Вовсе не назойливый, поскольку назойливость предполагает, что некто пытается навязать кому-то свое верховенство. Но в самом звучании голоса Деново это было само-собой разумеющимся.
— Профессор, — наконец ответила она: — Рада, что вы присоединились к нам в реальном мире.
— Тара, — он продел большие пальцы в шлейки для пояса и стал похож на деревенского Посвященного. Один в один. Деново нравилось изображать простака, чтобы обезоружить противника этой маской и внезапно контратаковать, когда тот обманется ложным чувством своего превосходства. — Я-то надеялся, что к настоящему времени ты уже поняла, что один мир ничем не хуже другого. Университет поспевает повсюду, и дотянется куда угодно. — Даже его улыбка казалась простецкой. Тара почувствовала, как цепенеет спина. — Как поживают родные? Все в том же городке? Как там бишь его — Эджвуд? Бордерхил?
Ей не нужно было напоминать ему название. И за одно только упоминание семьи ей хотелось треснуть его по шее.
— Что вы с ними сделали?
— Ничего! — он рассмеялся. — Просто расспрашиваю бывшую студентку о жизни. Бывшую студентку, которая отплатила за учебу пожаром и кровью.
— По крайней мере, вы не удивились, увидев меня живой?
— Дорогая Тара! Ты нарушила кучу правил и была за это наказана, но я был абсолютно уверен, что ты выживешь. Как ты находишь заслуженную свободу — оказавшись на службе в Келетрас, Альбрехт и Эо — одной из крупнейших компаний в мире? Стала по-настоящему свободной?
— Куда больше, чем в вашей лаборатории. Может, вы огласите суть дела, или мы будем болтать весь день?
— Ну, разумеется, — Деново слегка поклонился и повернулся к судье, подняв руку: — Ваша Честь, Кос Вечногорящий мертв.
Вокруг него взревело голубое пламя, скрывшее внезапные удивленные возгласы присутствующей публики. Судья знал суть иска заранее, прочитав его этим утром, но и его поблескивающие в звездном свете глаза чуть расширились.
Тара подняла правую руку:
— Ваша Честь, Церковь Коса заявляет о том же. Кос мертв, и мы пришли, чтобы даровать ему жизнь.