Мертвая

Он смеется, и я тоже невольно прыскаю. Бедная Дашка. Ей, разумеется, тоже хотелось быть принцессой, но рядом с Аринкой у нее не было шансов.

– Она правда про меня никогда не рассказывала? – смущенно спрашивает он. – Мы Суханкины. Наши родители несколько раз Новый год вместе отмечали, да и мы детьми к друг другу на дни рождения ходили… Как подросли, конечно, меньше стали общаться…

Извини, Дима Суханкин, но Аринка не воспоминала о тебе от слова «вообще».

Я качаю головой, он вздыхает.

– Как думаешь, почему она это сделала? – спрашивает он, а я жалею, что не увела его вопросами в дебри воспоминаний.

– Не знаю, сама в шоке.

– То есть, никаких причин у нее не было?

– Ну, видимо какая-то была, раз она решилась на такое. Но у меня ни малейшего…

Он не дает мне договорить.

– Может, проблемы с учебой?

– Нет, точно не из-за учебы.

Во-первых, Аринка староста курса. Во-вторых, учеба в принципе мало ее волновала. Универ для нее был скорее парком развлечений, чем светочем знаний, и относилась она к нему соответственно. Она вообще со всеми проблемами справлялась играючи.

– Значит, остается Макс, – говорит Дима Суханкин. – Или…

Многозначительная пауза.

– Или? – не выдерживаю я.

Он поворачивается и смотрит на меня с улыбкой, но глаза его холодны и серьезны.

– Или ее убили.

Вот те раз.

– У нее были враги?

Вот те два. Я смотрю на него круглыми глазами.

– Нет, – отвечаю как можно тверже. – Аринку все обожали.

Человек сто мечтало о ее смерти. Я сейчас, сходу, могу назвать с десяток. Не задумываясь.

Дима бросает на меня взгляд, в котором я читаю недоверие. Но вслух он ничего не говорит. Мы поворачиваем к моему дому. Уже притормозив у подъезда, он просит мой номер телефона, и я диктую, от души надеясь, что мне не придется отвечать на его звонки.

Выхожу из машины и неторопливо иду к подъезду. Он не уезжает, ждет, пока я зайду. Сую руку в карман и пропускаю сквозь пальцы цепочку, зажимаю ключик в руке.

К Ключнице я пойду завтра. Боюсь, как бы Дима Суханкин не решил сегодня меня пасти, следопыт хренов.

***

Мама встречает меня в коридорчике. Обеспокоенная и растрепанная со сна.

– Настя! Мне только что соседка позвонила – сказала, какая-то девочка из вашего института сбросилась с двенадцатиэтажки?

Я снимаю куртку, вешаю на крючок, небрежно скидываю ботинки, и они остаются лежать в раскоряку. Дома тепло и… привычно. Я вдруг понимаю, что впервые с нашего переезда рада сюда прийти. Раньше я всегда убеждала себя, что лучше быть где угодно, но только не в этой хрущевке с расползающимися по швам обоями и облезлой мебелью. Но сейчас внешний мир стал более неприятным, чем квартира, пропахшая старьем и жаренным луком.

– Да, мам, – отвечаю я, наконец. – Эта девочка – Аринка.

Мой голос дрожит, и в глаза лезут слезы. Я прохожу мимо, в комнату, стягиваю свитер, стараясь глубоко дышать. Слова считалки, как назло, вылетают из головы.

Мама какое-то время стоит, не двигаясь. Потом осторожно подходит ко мне, обнимает сзади и прижимается губами к моему затылку. Страстно чмокает и гладит по волосам.

Никогда не понимала, как объятия могут утешить.

Но я рада, что она не стала кудахтать как курица, плакать или причитать. На какой-то момент я узнала в ней свою прежнюю, настоящую маму. Обожаемую мою мамочку.

– Ладно, – высвобождаюсь из объятий и продолжаю переодеваться.

Натянув спортивные штаны, майку и толстовку, я какое-то время медлю, соображая, чем хочу заняться. Потом иду за мамой в кухню. Мы пьем чай и разговариваем о какой-то ерунде. Я мимоходом сообщаю, что была у Авзаловых, она кивает и рассказывает о работе. В тот миг, когда мы сидим за столом в крошечной кухоньке, за окном – зима, но тут тепло, в кружке – чай с мятой, а на столе – дурацкая цветная клеенка, мне становится спокойно. Я чувствую себя, как жук в коробке, и мне совсем не хочется, чтоб меня из нее вытряхивали.

Но кто-то вечно ломится к бедному коробочному жучку.

Раздается противная трель звонка.

Я смотрю на маму:

– Ждешь кого-то?

Она качает головой.

– Открой, Настюш, а то у меня вид ужасный.

Вот так просто – открой, Настюш. Она не понимает, что там, за дверью притаился внешний мир, который в одну секунду наполнился врагами. К нам редко приходил кто-то, кроме соседки, а она всегда стучит – громко и торопливо. Я уверена, что за дверью ждет что-то, связанное с Аринкой и ее смертью. Может, Макс пришел выбить мне мозги, или Дашка хочет доканать своими вопросами, может и вовсе полиция, которая передумала и решила завести дело. В общем, ничего хорошего теперь за дверью не ждет.

Но я, разумеется, иду открывать.

– Кто там? – кричу я, держа руку на собачке замка.

– Доставка, – раздается мужской голос.

Я немного успокаиваюсь, перевожу дыхание и открываю. Никакой доставки мы не ждем, наверное, ошибка. Сейчас разберемся.

Какой-то мальчишка в красной вязаной шапке с большой коробкой в руках.

– Арина Авзалова? – спрашивает он, выглядывая из-за картонного бока.

– Что? – потрясенно бормочу я.

– Вы – Арина Авзалова?

Перестань повторять ее имя.

– Нет, это моя подруга, но она…

Я замолкаю, наблюдая, как мальчишка ставит коробку на подъездный пол.