Мёртвая дорога

Маленькие собачки-«пастухи» тявкали, хватали за ноги отбившихся оленей, загоняя их на площадку, где остановились нарты.

На задних нартах подъехали лётчики и Марина.

Ненцы закурили трубки и стали советоваться, как лучше гонять оленей по площадке. Первым поехал на нарте Пугана. Он кричал на свою упряжку, подгоняя увязавших в снегу оленей хореем, и подал команду собакам. Поняв своего хозяина, затявкали собачонки. Утопая в снегу, все олени запрыгали, Пяк подгонял их сзади, и тысячеголовое стадо с лесом ветвистых рогов двинулось широким фронтом, убыстряя бег.

Прогнав оленей два раза вдоль всей площадки, остановились. Олени тяжело дышали, пар облаком расстилался над стадом.

— Как медведь топчет, — показывая на меня, проваливающегося в снег, смеялся Пугана. И мне было весело: я уже снова верил в задуманное дело.

Отдохнув, ненцы встали на лыжи и дали знак собакам. Стадо заволновалось и вновь побежало по площадке. Снег оседал. Но олени приноровились прыгать друг другу вслед, оставляя глубокие рытвины. Видя это, оленеводы развернули стадо поперёк площадки и быстро погнали его. Сзади с яростью налетали собаки, кусая за ноги отстающих. Оленям уже не было времени рассматривать, куда ступать, и, спасаясь от собак, наседая друг на друга, они смешали бугры и рытвины.

К вечеру оленей угнали в тундру на пастбище.

Мы с лётчиками осматривали площадку. Почти половина её была утоптана, и там, где ещё утром олени и люди тонули по пояс, было ровное, плотное снежное поле.

Ещё два дня гоняли оленей, и они сделали своё дело. Оставалось только заровнять мелкие рытвины.

— Ну как, Миша, есть надежда на приём ЛИ-2? — спросил я лётчика, когда мы выбирались на крутой берег.

— Я должен ещё раз измерить плотность снега, тогда решим, — уклонился пилот.

Мы остановились над обрывом, глядя на ровное поле, испещрённое следами оленьих копыт. Оно было нашей надеждой на жизнь и работу в этом северном крае.

— Смотрите, что это там движется? — показал рукой вниз по Пуру Юркин.

Действительно, едва заметные чёрточки передвигались там одна за другой. Вот они скрылись за далёким островом и вскоре вновь показались на снежной равнине.

— Наши едут! — закричал Юркин.

Не утерпев, мы побежали встречать дальних путников на реке. Лица у прибывших забронзовели, у многих обморожены были носы и щёки, но все были бодрыми, в приподнятом настроении, далёкий путь от Самбурга до Уренгоя остался позади.

— Что так долго ехали? — спросил я Рогожина.

— Три дня от пурги в чумах спасались да день оленей пасли, а в это время нарты чинили, — оправдывался инженер. — Да и ехали ведь не налегке, — добавил он.

К вечеру установили привезённую палатку с железной печкой, сделали койки из жердей. Заезжая опустела.

Я перебрался в палатку, а Юркина и Волоховича взял к себе на квартиру Ниязов.

4

— Вот это кедр так кедр!

Утоптав снег вокруг, мы стали пилить. Вначале пила шла легко, но ближе к середине ствола тянуть было так тяжело, что пришлось опиленное подрубать. Пилили долго, подрезая дерево со всех сторон. Наконец кедр качнулся, надломился и полетел с крутого берега в снег на реку, ломая сучья. Обчистив ствол и отпилив вершину, мы пошли в посёлок за оленями, чтобы перевезти ствол на лётное поле.

Ненцы запрягли в пять нарт самых крупных оленей и поехали вместе с нами к кедру. Привязав ствол ко всем нартам, я крикнул: «Трогай!» Олени дёрнули нестройно, и ствол, пошевельнувшись, остался на месте.

— Давайте дружнее, — сказал Рогожин ненцам.

Все пять упряжек приготовились, ненцы подняли хореи.

— Пошёл! — скомандовал Александр Петрович.

Упряжки дёрнули одновременно, и тяжёлое бревно заскользило по снегу. Выехав на лётное поле, ствол развернули, привязав упряжки нарт к нему поперёк, через равные промежутки. Напрягая силы, олени тащили бревно поперёк площадки, сбивая бугорки, оставшиеся от копыт...

— Давайте усилим груз, — предложил Миша.

На бревно уселись шесть человек и подпрягли ещё две нарты. К вечеру поле было укатано.

Волохович проверял плотность снега. Он вдавливал металлический стержень в снег, не отводя глаз от показания прибора. Я ходил вслед за ним, измеряя глубину. На середине поля было двадцать—тридцать сантиметров, а к краям больше. Я волновался, что скажет пилот.

— На пределе получается, — крикнул Миша.

— Что это значит — на пределе?

— А то, что принимать можно, да только с риском.

— Не может быть? — неуверенно возразил я.

Мы оба молчали. Я ещё раз прошёлся по полю, пробуя плотность снега.

— Подождём до утра, — сказал пилот. — Может, ночью морозец ударит, тогда снег крепче будет.

Я ничего не ответил и пошёл в посёлок. У входа в палатку стряхнул снег и, раздевшись, умылся снегом.

В палатку собрались все строители «аэродрома». Настрогали мороженых сигов, наварили оленьего мяса, спирт разлили по кружкам.

Мне хотелось встряхнуться: последнее время я мало спал, много работал. А результатов всё не было. «С риском можно, — зло думал я, вспоминая слова пилота. — А кому нужен этот риск? Самолёт разбить, людей искалечить, ещё этого не хватало».

— Ну что ж, выпьем за скорый прилёт самолётов, — поднял я кружку.