Мертвая (СИ)

А потом псы уходят.Только последний тычется носом в раскрытые мои ладони, словно выпрашивая ласку. Я не против. И чудовища нуждаются в нежности.

Глава 49

…в той комнате много красного и золотого. Кажется, дядюшка испытывал неистребимую любовь к этому сочетанию. Обивка кресел цвета венозной крови. Гардины – артериальной. А вот ковер из алых и багряных полос сложен. Темно-бордовое покрывало на софе.И белоснежное платье на нашей убийце.Ей идет.Простой прямой крой, и платье больше похоже на рубаху, перехваченную тонким пояском… дорогая простота. И я помню, что видела его в каталоге, но…дядюшка ее баловал.

- Как тебя зовут? - мой голос искажен и, кажется, заполняет всю эту душную комнатушку, в которой нечем дышать. И я иду к окну, распахиваю его рывком.

Втягиваю сырой зимний воздух.Хорошо.

- Все в порядке? - Диттер подставляет плечо. Своевременно. Я скажу ему спасибо. Потом. Позже. А пока… я просто постою, отогреваясь его теплом, наслаждаясь зимой и запахом ее. Из окна тянет дымами. Мокрым камнем. Гниющим деревом. Сдобой.

- Как ее зовут? - повторяю я вопрос.

Почему-то это кажется невероятно важным.

- Гертруда.

Хорошее имя… Гер-тру-да… волосы она собрала, перетянула лентой. Простенькая прическа, но опять же слишком идет ей, чтобы поверить в случайность.Круглое детское личико.убки бантиком.Бровки светленькие. В тусклых глазах озера слез,только почему-то я больше не верю…

- Откуда в спальне нож?

Этот вопрос занимает лишь меня. И Гертруда вздрагивает, а слезы-таки проливаются, катятся по пухлым щечкам потоками. И Вильгельм хмурится. Неужели,и его проняло? Наверное, простуда виновата… он ведь дознаватель, он должен понять, насколько несуразна эта история…

- Он… он читал письма… и иногда… потом… - она протягивает руки, демонстрируя вязь шрамов. - Ему нравилось… неглубоко… он сам лечил.. .порошками… но кровь – нравилась. Я просто… я поняла, что не могу больше.

Или не хочет.Лепет этот меня раздражает. Но Аарона Марковича я все-таки попрошу о помощи.

- Кто к нему заходил?

- Кто? – она эхом повторяет мой вопрос. А Вильгельм хмурится лишь сильнее. Диттер же крепче сжимает меня, а я не против, я не буду вырываться. И даже голову на плечо пристрою, пусть это трижды неуместно, зато мне хорошо.

А остальные – в бездну.

- Я и спрашиваю, кто? - я поморщилась.

Я принесла с собой не только холод иномирья, но и отчетливый запах разложения. Этак к вечеру от тела вовсе ничего не останется.

- Н-не знаю…

- А что знаешь?

- Ничего не знаю, – в тусклых глазах плеснул гнев.

И исчез.

- Я… виновата… но он… он… - и вновь слезы потекли.

Он был форменным ублюдком, дорогой мой дядюшка, и этого не отнять. И скучать я по нему не стану, что совершенно точно. Однако… уж больно удачно он преставился.…а с другой стороны, до чего удобная фигура на роль злодея.И если я права…

- У… у него в кабинете бумаги, - несчастная красавица прекратила всхлипывать и прижала ручки к груди. До чего трогательное зрелище,и трогает, что характерно, не меня одну. – Мне туда было нельзя…

И робко так поинтересовалась.

- Наверное, надо вызвать кого-то…

- Надо, – не стал разочаровывать Вильгельм. И нос рукавом вытер. Платки закончились? Надо будет подарить, а то весь нос растер до красноты. - Вызовем…

Кажется, девица ждала чего-то другого, если вновь пустила слезы…Гертруда.Труда, Труда… почему именно сейчас… нож в спальне? Кровью там пахнет, застарелой, но… дядюшка при всей своей извращенности довольно практичен. И да, не сомневаюсь, что с него станется жену молодую резать удовольствия ради, но делать это не на самом дешевом белье…

Кровь отстирывается погано.Скорее уж, полагаю, в доме отыщется подвал для особых утех оборудованный…

- Тоже ей не веришь, дорогая племянница? – дядюшка Фердинанд ухватил меня под руку,и это тоже было своевременно, потому как вдруг выяснилось, что ноги меня держат, но и только. Я почти повисла между ним и Диттером.

- Девушка не лжет, - заметил мой дознаватель.

- Но и правды всей не говорит, – я старалась держаться гордо, но это давалось нелегко. - Он дерьмом был… не сомневаюсь, что в кабинете мы найдем все доказательства вины…

…которые заодно помогут оправдаться несчастной Гертруде.

Да и можно ли вообще судить бедную женщину, которая взяла и спасла город от этакого чудовища?Так герр Герман и сказал.…кто вызвал жандармерию? Не знаю. Говоря по правде я позволила усадить себя в кресло и… не знаю, уснула? Отключилась?Еще ненадолго умерла? лавное, когда я вернулась в сознание, обнаружила себя, сидящей в том же кресле, укрытой сразу тремя куртками, что весьма и весьма умилило.

Рядом держался Монк.

- П-простите, - сказал он, глядя в пол. - Я бы тоже свою отдал, но… б-боюсь, что вам это б-будет не слишком приятно.

Я простила.И позволила себе остаться в кресле.Суетились жандармы… как-то много их стало. Ходят туда-сюда, сюда-туда, носят с собой всякого рода запахи. Кто пахнет чесночной колбасой, кто – вчерашним элем не лучшего качества. Потом и не только человеческим… дымом, керосином… много их.И дядюшка с сигарой воспринимается едва ли не как благодетель.