Мертвая сцена

— Ты будешь хорошей Наташей, — упоенно твердил он. — Под моим чутким руководством ты станешь именно такой Наташей, которую полюбит весь мир.

— Да что ты, я же по возрасту не подхожу, — робко возразила я.

Но он и слушать ничего не хотел.

— Я, — сказал он, — даже несовершеннолетнюю девственницу могу из тебя обратно сделать. На то я и мастер своего искусства! — И он расхохотался, довольный своей убогой шуткой.

А теперь он на чем свет стоит клянет Бондарчука, которого по такому случаю даже переименовал в Бездарчука. Конечно же, от бессильной злобы.

— Этот Бездарчук, этот творческий пигмей, получивший звание народного только по прихоти свихнувшегося вождя, — и он вдруг будет снимать картину по величайшему роману! — исходя желчью, проговорил У. — Вот увидишь, он еще и свою женушку утвердит на Наташу!

— Иру Скобцеву, что ли? — изумилась я.

— Ну а кого же?

— Да нет, этого не может быть, — мотнула я головой. — Она еще меньше, чем я, подходит… Сергей так не сделает.

— А давай пари? — в азарте предложил У.

— Ну давай, — равнодушно согласилась я.

И мы ударили по рукам. Жалко, что я не уточнила, на что именно мы спорили. Ведь, конечно, У. проиграет. Как он и почти во всем проигрывает в последнее время.

19.3.62

Кажется, целую вечность ничего сюда не записывала. Просто нечего было. Да и не хотелось. Но сегодня кое-что наконец случилось! То, о чем я так давно думала. В общем, обо всем по порядку.

Сегодня я ходила в «Россию» на премьеру картины «А если это любовь?». Очень хорошая картина. Ходила я, кстати, одна (и правильно, как потом оказалось, сделала). Я уже которую неделю хожу в кино либо одна, либо с подругой (но последнее — редко).

У. окончательно на всех обозлился. Теперь он говорит, что ненавидит все советское кино (кроме своего собственного, ясное дело) и не собирается его больше никогда смотреть.

Когда он впервые об этом заявил, я ему еще зачем-то заметила:

— Ну а зарубежные премьеры согласен посещать?

У. на это громко фыркнул, а потом закричал:

— Что за нелепый вопрос! Всем прекрасно известно, что из зарубежного кино к нам привозят лишь самое худшее, убогое! То есть такое, на фоне которого даже советское смотрится неплохо.

Я хотела съязвить ему что-нибудь насчет того, что свои картины он, конечно, считает одним из ценнейших вкладов в мировую культуру, но благоразумно промолчала. Потом бы еще час пришлось выслушивать ядовитые тирады. А я уже как-то научилась избегать их. Просто никак не реагируя на его желчные замечания или реагируя на них по минимуму.

Впрочем, я отвлеклась. Я же хотела рассказать кое о чем хорошем, а вовсе не о У., в котором уже ничего хорошего не осталось.

Короче, после просмотра я почти столкнулась в фойе с Нестором! Да, тем самым, о котором я столько здесь писала. Если б во мне был хоть какой-нибудь мистицизм, я бы, пожалуй, подумала, что сама вызвала его своими письменными, так сказать, заклинаниями.

— Нестор! — не скрывая радости, воскликнула я, завидев его. — Ты здесь? Ты в Москве?

— Алла, — негромко произнес он, зачарованно глядя мне в глаза. — Вот не думал тебя встретить так сразу, да еще случайно.

— Так ты здесь проездом или как? — Я почти не вникла в его слова, хотя они мне запомнились.

— Я… можно сказать, проездом, — с запинкой сказал он. — А можно сказать, что я уже сюда насовсем.

— Это же просто здорово! — продолжала ликовать я. — Ты на какой-то студии тут будешь работать? На «Мосфильме» или, может, на Горького?

— Нет, — с сожалением замотал он головой. — С кино покончено. И давно. С кинематографией у меня ничего не получилось. Как и…

Он не договорил и замолчал, а мой восторг моментально утих.

— Нестор, — тоже сбавив тон, промолвила я, — ты серьезно? У тебя не получилось в кино?! Ты же был самым талантливым на курсе. Ты ведь наверняка где-то работал в кинематографии. Что-то случилось?

Он снова покачал головой:

— В кинематографии я не проработал ни дня.

— Не может быть! — искренне не поверила я.

— Разве ты слышала что-нибудь о кинорежиссере Носове? — печально улыбнулся он.

— Да, ты прав, — вдруг осознала я. — Если бы ты действительно работал в кино, о тебе обязательно все услышали бы. Но все-таки почему, почему ты не пошел работать в кино? Тебя не могли не взять уже хотя бы из-за твоей блестящей дипломной короткометражки. Что же случилось, Нестор, что?

Он ничего не ответил. Лишь еще раз посмотрел на меня — и еще печальнее улыбнулся. У меня даже сердце сжалось.

— А как тебе картина? — вдруг зачем-то спросила я. — Ты ведь, как и я, с просмотра?

— Да, конечно, — кивнул Нестор. — Очень хорошая картина. И название замечательное: «А если это любовь?»

— Жаль, что концовка такая грустная, — сказала я.

— Концовки в таких историях всегда грустные, — промолвил Нестор. — Если, конечно, это жизненные истории, а не лакировочные.

Мы замолчали.

— Так ты надолго в Москву? — спросила я, чтобы что-нибудь спросить.

— Не думаю, — вздохнул он.

— Может быть, встретимся на днях — вспомним, так сказать, былое? — Я смущалась сама предлагать ему это, поэтому заговорила иронично.

Нестор вдруг посмотрел мне прямо в глаза — и быстро спросил: