Мертвая свеча. Жуткие рассказы

Елка была воткнута в отверстие, проделанное в большом гробообразном ящике, который служил ей подножьем, и стройно тянулась к потолку. По ее веткам была разбросана масса зажженных свечей, и издали казалось, что она усыпана звездочками. Огни свечей трепетали от колебаний воздуха, и вокруг елки, на полу, стенах, потолке и столах дрожали и бегали мрачные тени, словно боровшиеся со светом ее огней.

— Ну, чего остановился, — сказал сторож, с любопытством и зорко наблюдавший за Семеном, который вздрогнул от его голоса, гулко пронесшегося по зале. — Не стесняйся, будь гостем, — иронически продолжал сторож, — будем все сочельник справлять.

Он взял извозчика за руку и с холодной, ужасной улыбкой на лице повел его в глубь залы. Семен машинально шел за ним, и душа его замирала от этой странной, несмотря на елку, мрачной обстановки и тяжелого гнетущего запаха разлагающихся трупов. Как вдруг, не доходя нескольких шагов до елки, Семен быстро вырвался от сторожа и отскочил в сторону. Лицо его побледнело, глаза широко раскрылись и с ужасом устремились на предмет, лежавший на цинковом столе. Перед ним лежал, вытянувшись, труп девочки, белое спокойное лицо которой рельефно выделялось на фоне окружавших ее темных лохмотьев.

— Чего испугался? — хихикнул сторож. — Не бойсь, не съест; ты живых бойся, а мертвые ничего, мертвые зла не делают.

Но ужас не оставлял Семена; он сковывал его члены, и извозчик стоял, словно пригвожденный к полу. Его взгляд упал на другие ближайшие столы, и везде на цинковых поверхностях он видел трупы. Некоторые были накрыты рогожами, но Семен чувствовал и сознавал, что под ними скрываются покойники. Извозчик видел стариков и молодых, мужчин, женщин и детей, то со спокойными бледными лицами, то с почерневшими и искривленными ужасными улыбками смерти.

Состояние извозчика, по-видимому, привело в восторг сторожа. Он оживился, глаза его заблестели неестественным огнем.

— Что дивишься?! — хрипло закричал он, подойдя вплотную к извозчику, на которого пахнуло водкой, — дивишься? не видел столько, а? а я пятнадцать лет с ними живу, с покойниками. Никого у меня нет, кроме них, покойников. Каждый день мне их доставляют, несчастненьких. Ты вот дивишься и боишься, а все потому, что ты глуп. С ними, брат, только и жить можно. Посмотри! — воскликнул горячо безумный сторож. Отскочив от бледного, стоявшего как столб извозчика, он остановился пред елкой и энергичным жестом указал на ряды вытянувшихся пред ним трупов.

— Посмотри, брат, сколько их к празднику собралось, никогда так много не бывает, как на Рождество; так их и тащат «фараоны», так и тащат — все ко мне на елку. Каждый год я им ее устраиваю; для меня праздник и для них, и сегодня впервые ты живой гость на ней. Выпьем, брат!

Сторож подскочил к одному из столов, где у ног трупа стояла бутылка с водкой и чайный стакан. Он быстро наполнил полстакана и протянул Семену. Но тот стоял неподвижно, пораженный ужасом, не будучи в состоянии собраться с мыслями.

— Не хочешь, дивишься'? Ну и не надо. А вас с праздником! — проговорил сторож и, отведя стакан от своего гостя, протянул его по направлению к трупам. Затем он медленно опорожнил его и несколько мгновений, не выпуская из руки стакана, стоял в глубокой задумчивости.

Ветер бил по стеклам, от его напора скрипели рамы, гул носился по зале и, казалось, трупы вздрагивают от хаоса, производимого бурей на дворе.

— Эх, брат, плохой ты гость, — начал заплетающимся языком сторож, — испугался, компании не поддерживаешь нам. Ты не бойся, а пожалей их, узнай их, как я их знаю. Все они за праздником гонялись и сюда попали. Весь год терпели, а как праздник пришел, им и конец. Вот, гляди, девочка эта, — видишь?

Сумасшедший, пошатываясь, подошел к столу, на котором лежал труп девочки, взял ее за руку и продолжал, причем в голосе его послышалась нежность: