Мертвая тишина

   Не знаю, сколько в себя приходил. Не знаю, сколько держал её впечатанной в стену пещеры. Помню только, как собирал, кажется, целую вечность дорожки слёз из прикрытых глаз, словно долбаный маньяк, смакуя каждую. Вдруг чётко oсознав, что они по мне. Бесконечность приходить в себя после секса с женщиной, тело которой вдоль и поперек знал, как знает музыкант свой единственный и лучший инструмент...Конченый зависимый больной ею наркоман.

   Опустить её на землю, внимательно наблюдая за реакцией и поддерживая за талию, чтобы через секунду перенестись в наш шатёр. Да, это моя болезнь. Да, я полный кретин...но я хотел уснуть с ней на одной постели, пропахший сексом…пропахший ей, чувствуя свой запах на ней. Уснуть рядом с нашим ребенком. Иллюзия счастья.

ГЛАВА 18. НИК. МΑΡИАННА

   Мы точно знали, где эта тварь спряталась с остатками своих приспешников. Почти на границе с землями эльфов, куда проводил нас Сэм. Нет, парень не стал вдруг послушным и любящим сыном, но дал понять, что теперь участвует в этой войне на нашей стороне. Хотя я подозреваю, что он изначально на ней и вступал в противостояние.

   Сейчас он шёл впереди меня, ступая еле слышно и напряжённо прислушиваясь к редким звукам. Настоял на том, что должен идти во главе нашей команды, так как знал эту дорогу. Чертов упрямец. Мой сын. Насколько же мой...дьявол его подери! Да, я всё чаще думал о нём, как о своем сыне, пытаясь отделаться от тех картин, что тварь продолжала мне старательно подсовывать при мыслях о Сэме. Сейчас эти кадры казались каким-то ненастоящими. Словно замененная картинка плохого качества. Возможно, потому что на неё наслаивались как появлявшиеся воспоминания из прошлого,так и настоящее с неожиданными, необъяснимыми поступками Сэма. А возможно, потому что всё более кощунственной...нереальной... неправильной казалась любая мысль о другой Марианне. О Марианне грязной, лживой, порочной. Столько времени находясь рядом с ней, видя ее отношение к детям. Дьявол! К моим детям! я не мог ни уснуть, ни думать без разрывавшей грудь боли об игре, которую она вела. Не мог, потому что видел собственными глазами её слезы, слышал стук ее сердца и ритм дыхания...Видел и не мог избавиться от ощущения, что вот такая она настоящая. Марианна Мокану.

   Кто-то сзади чертыхнулся, и Сэм резко обėрнулся, прикладывая палец к губам. И тут же застыл, глядя мне в глаза. И я знал почему.

   "-Что стало с твоими глазами, Николас?

   Мама осторожно проводит кончиками пальцев по моим ресницам.

   – Куда ты спрятал мой любимый цвет ясного неба?

    – Я же говорил тебе, мама. Твоё небо померкло. Теперь оно не имеет ни цвета, ни блеска...

   – Ты ошибаешься. Оно часто вспыхивает синим. Ты не знал, сын мой?

   Кақ же странно слышать это обращение к себе. После стольких лет одиночества, после столетий траура по ней.

   – Вспыхивает?

   – Да, стоит тебе вспомнить что-то из нaшего прошлого, – она тихо смеется, и у меня сжимается сердце, потому что этот смех...он не её совершенно. Будто за эти годы она совершенно разучилась смеяться и теперь учится этому заново.

   – Просто моё прошлое очень важно для меня. Наше с тобой прошлое.

   – И когда смотришь на своих детей. Какой же ты в этот момент...

   – Какой?

   – Настоящий мужчина. Мой сильный настоящий мужчина, с кoторым совершенно не страшно.

   – Мама...я думал, что не умею смущаться...

   – А чаще всего...чаще всего они синие, когда ты смотришь на Марианну.

   – Не надо.

   -Когда ты провожаешь взглядом её, выходящую из шатра или прогуливающуюся с Ликой на руках. Или когда она укладывала Ярослава. В этот момент я вижу в тебе моего Николаса.

   – Твоего?

   – Да, моего сына. Моего Ника, который умеет любить так, что жизнь отдаст за любимых. И именно этой любовью и светятся твои глаза."

   Тогда я всё же оставил мать и вышел из шатра, неспособный слушать дальше. Не желая слышать то, что она говорила. И в то же время душа на корню отчаянное желание всё же узнать. Поверить ей…потому что себе давно не верил. Марианне начинал, осторожно, медленно, а себе всё еще не мог. Тому, что чувствовал при взгляде на неё. Помимо дикой похоти, постоянного желания вновь и вновь не просто брать её, как берёт мужчина свою женщину, а клеймить каждым прикосновением. Клеймить, оставляя свой запах везде на ней,и жадно ища эту же потребность в её глазах. Помимо этого, до изнеможения жаждать большего,того, что обещали её глаза, её движения, её дыхания. Только протяни руку и возьми.

****

– Мы почти пришли, – Сэм одними губами, – оттуда дальше километра через четыре начнется территория Тартаса.

   Он и сейчас возвышался угрюмой черной горой над нами.

   – Он блокирует ментaльную связь, поэтому не теряйте лучше время на мысленные крики.

   Сэм отворачивается, пригибаясь,и вдруг резко бьет мечом, который держит обеими руками, по толстой темной лиане, взмывшей вверх, подобно сделавшей прыжок змее.