— Берегитесь, Шастен. Вы явно кого-то сильно разозлили.
— Спасибо, Сен-Шарль, мне уже об этом сказали.
49
Ночью на Авалон и округу обрушились полчища дурных снов. Давние воспоминания ожили и полезли отовсюду, словно оборотни и чудовища из шкафов и из-под кроватей.
Серж Дорен резко проснулся; кулаки сжаты, живот стиснут чьей-то невидимой рукой.
«Секу». Он вспомнил его имя.
Стоило ему снова уснуть, как кошмарный сон продолжился, словно был поставлен на паузу. Дорен вернулся на двадцать пять лет назад и оказался на строительстве плотины, среди ночи, с ружьем в руке, а перед ним стоял на коленях чернокожий парень, босой, дрожащий от холода в простой футболке.
— Моя есть Секу, — в страхе твердил тот.
Дорен взвел курок и прицелился в мокрый от пота черный затылок.
— Моя есть Секу, — все повторял незнакомец, как будто существовало некое недоразумение, которое можно было рассеять простым произнесением его имени.
— Стреляй, — раздалось за спиной Дорена.
Он отступил на шаг, закрыл глаза и выстрелил.
Тело африканца подалось вперед и ничком рухнуло на землю. Кровь текла и тут же исчезала, впитанная землей.
Дорен опять проснулся, с пересохшим ртом и сильно бьющимся сердцем.
В ванной он пустил холодную воду и освежил лицо.
Затем, незаметно пройдя мимо спальни сына, включил свет на лестнице, спустился в подвал, толкнул старую трухлявую дверь и нащупал позади пустых стеклянных бутылок шаткую этажерку. Достал оттуда пыльную красную коробку и ощутил, как сжалось горло. Словно в гнездышке разноцветных насекомых, он пошарил в золотых и серебряных украшениях и выудил браслет-цепочку с крупными звеньями и выгравированным именем Алекса. Он пропустил его между пальцами и разрыдался.
Андре Кастеран вертелся в постели; он истекал потом, вместе с удушливым запашком танинов выделяя все красное вино, которое влил в себя в течение дня. Сознание его осаждали образы, которые он пытался отогнать.
Кладбище. Его кладбище. И голоса.
— Надо его похоронить, — говорил один.
— Этот негр — убийца, — говорил другой. — Он получил по заслугам.
Во сне Кастеран копал яму руками, пока они не начали кровить. Тело бросили в яму даже без гроба и забросали землей.
— Ты делаешь то, что надо, Андре, ты делаешь то, что надо.
Ромену Валанту послышался какой-то шум в доме. Вроде влажного чавканья, как когда ешь сочный плод. Он поднялся с кровати и пошел в тумане, потихоньку расползающемся по старому паркету. Подойдя к закрытой двери дочкиной спальни, он заметил на полу идущий из комнаты лучик света. Чавканье становилось все громче и громче, прерываемое звуками высасывания. С оружием в руке он бесшумно приоткрыл дверь. Спальню Лили освещала только луна, но он ясно различил, что там происходит. Людоед из Мальбуша, вонючий и грязный, с покрытыми звериной шкурой плечами, стоял на коленях на детской кроватке и сжимал в мощных руках тело его дочери. Широко раскрытые, как у змеи, челюсти монстра целиком заглотили голову Лили и принялись за тело. Ромен стрелял, пока у него не кончились патроны и Амината не разбудила его:
— Тебе снится кошмар.
Ему пришлось добрый час просидеть на ротанговом стуле возле кроватки дочери, глядя, как сладко она спит, пока он не успокоился и не улегся снова в постель.
Ноэми уснула рядом с Юго, а ночью на постель вспрыгнул ее кот. Он осторожно залез ей на ноги, затем стал переминаться по животу, как будто делал массаж или размягчал его. Затем он ненадолго свернулся клубком, а потом стал подниматься все выше и выше. Добравшись до лица, кот шершавым языком лизнул ее щеки, после чего, широко разинув пасть, откусил ей нос. Никакой боли. Ни капли крови. Ее плоть не состояла ни из кожи, ни из мышц — а лишь из бисквитного пирожного «женуаз», легкого и воздушного, слои которого проявлялись при каждом укусе. Кот поглощал Ноэми, пока не вгрызся в ее голову из бисквита и с довольным урчанием не устроился в ней.
Поэтому, проснувшись, она решила связаться с Мельхиором, с которым давно не общалась, и запустила видеозвонок через компьютер.
— Черт-те что, — развеселился психиатр, выслушав отчет о ночи.
— Я так себе и сказала.
— И что же, вы расшифровали послание?
— Не совсем. У вас есть какие-то соображения?
— Пирожное — это десерт, его подают в конце трапезы. Быть может, вы близки к завершению расследования?
— И правда, я ведь давным-давно вам не звонила… Так что постараюсь подобрать точные слова, чтобы быть краткой. Я нахожусь в самом его начале.
— Однако кот представляется мне вполне сытым, он удобно устроился в вашем бисквитном мозгу. Возможно, у вас есть именно то, что нужно, но вы об этом не догадываетесь.
— В уголовной полиции меня научили другому. Улика ведет к доказательству, а оно устанавливает бандита и сажает его в тюрьму. У меня же нет ничего подобного.
— Разумеется, нет, ведь вы отстаете на двадцать пять лет. Улики, доказательства — все это уже давно пропало. Вы расправитесь с этим делом с помощью ума, логики и дедуктивных способностей.
— Финал с фейерверком в духе Агаты Кристи?