Мёртвая вода

–Это, если сильно попросить, – хмыкнула высокая, – Соловьевы дежурят сейчас, потом познакомитесь. Теперь ваша очередь рассказывать.

Иришка умостилась на краешек поленницы. Грязное и мятое парадное платье её находилось уже в том состоянии, когда лишняя зацепка или пятно ничего не испортят. Кулачком подоткнула подбородок, слушала чужие наметки историй как занимательную легенду о множестве героев, вроде тех, какие она любила глотать, не жуя в иллюстрированных романах. Возможность представиться ей показалась интересной, и она охотно выдала, перед этим правда незаметно перекрестив указательный и средний пальцы левой руки – оберегом от неудачи:

–Я не знаю: какая у меня литера? И вообще, что такое литера не знаю. То есть знаю, но как букву для набора в типографии. Меня арестовали за то, что я карандашом проткнула щёку одному человеку. Совсем проткнула, так что насквозь прошёл. Не нарочно. Просто получилось. Чтобы он не дрался больше. А зовут меня Ириша. Ирина Гольдштейн. И ещё я еврейка. Хотите – дразните за это. Вот.

Слушали без насмешливости, вполне серьёзно. Высокая кивнула, стриженная глядела смутно и жалостливо. Галя пыталась отковырять у медведя единственный глаз, косясь на Иришу из-под сосулек длиннющей чёлки.

–Ёлка. Так вообще Лена, если чё. Но лучше Ёлка, привычнее. Вроде в бумагах должна значиться В. Но мне не докладывали. Была в банде. Трясли богатеньких. Погорели. Вот и все дела. Типа твоих похоже что, – Ёлка посмотрела на стриженную пацанку с некоторым пониманием.

–Не знаю свою литеру. Арестовали за намеренную порчу линии электропередач. Упала с моста на провода. Нарочно, – Листик чувствовала спокойствие, потому что слова её целиком и полностью были правдой.

– Самоубийца! – неизвестно были слова Ёлки предположением или констатацией факта, но Листик кивнула.

–Выхода другого не было. Как у… многих из вас. Если интересует почему живая, то электричества в тот день тоже не было.

–Но ты расшибиться должна была, – медленно протянула стриженная, – Или руки—ноги переломать.

–Смотря с какой высоты падала, – авторитетно заявила высокая, – У нас, девоньки, кажется, вторая госпожа Ильянина наметилась.

Листик вспомнила вновь футляр, скрывавший дагерротип, бабочку на крышке – условное изображение тех, что порхали над Галей, и фамилию, которую произнесла в кабинете Дина Яновна.

–Госпожа Ильянина – бывшая хозяйка дома?

–Жена хозяйская. Тут братья до приюта заправляли. Близнецы. И жена одного взяла да вышла в окно. Со сломанной шеей нашли.

–Только вот она не умерла, – ввернула девчушка, которую обвиняли в воровстве.

–А что с ней сталось? – Иришка ожидала новую сказку, и та не замедлила появиться.

–В бабочку превратилась. В воздухе перекинулась, в большущую, чёрную с жёлтым. Мёртвая голова называется. И улетела, от них подальше, от мужа и брата его, – в голосе высокой звенело сочувствие.

Все присутствующие, включая наглаживающую медведя Галю, были увлечены рассказом и утратили бдительность. Потому не только для новичков, но и для уже прижившихся колонисток оказалось сюрпризом, что в этот момент из-за угла бесшумно вынырнула Дина Яновна. Между указательным и средним пальцем правой руки она брезгливо придерживала хвост. Мёртвая пахнущая гнилью полуразложившаяся крыса обвисала перед ней.

–Здравствуйте, дети. Прервите собрание и ответьте на вопрос. Кто и зачем распял эту крысу на двери завхоза?

Колонистки переглянулись. Недоумение их намекало: очевидного ответа не имеется. В тишине раздался нежный предельно милый голос Иришки.

–Я не нарочно. Просто хотелось принести в жизнь товарища заведующего хозяйством немного новых интересных ощущений.

Ёлка приложила ладонь ко лбу, на этот раз героическим усилием сдержавшись от комментариев.

Глава третья, в которой повествуется о необходимости ночного освещения

В кладовую Иришку водворили задолго ещё до того, как с ней пожелали познакомиться те, кто не годятся в друзья. Дина Яновна тащила провинившуюся за руку, крепко обхватив запястье. За быстрым шагом Иришка не поспевала, потому спотыкалась то и дело. Она посчитала желтоватые от времени волнистые лепные завитки на стенах. Вышло нечётное количество. Очень хорошо. Что будет дальше Иришка не думала. Вот просто случится, да и случится. Интересно ведь. Новое, даже если оно неприятное, лучше, чем, когда каждый день всё одинаково идёт по распорядку. Мамочка обиделась бы, ясное дело, на такие откровения. Только рядом её нет. О таком положено грустить, но на самом деле – лучше, свободнее и дышится легче.

В правом крыле первого этажа шла череда совершенно одинаковых темных резных дверей. Их украшали узоры из виноградных лоз и острокрылых бабочек. Дина Яновна уверенно распахнула одну из дверей. Там обнаружилась не комната, но узенькая крутая лестница, ведущая, вероятно, в подвал. В коридор из—за двери пахнуло едва заметным духом сырости, похожим на тот, что издавала одежда Гали. Ириша остановилось, свободной рукой постучала суеверно по дереву.

–Заходите, – распорядилась Дина Яновна.