Мёртвая вода

Женщина стояла неподвижно. Серый силуэт, острый, тонкий, как разжиженными чернилами вычерченный в воздухе. "Похожие картинки называют "графика", – откликнулось в Листике запоздалой ненужной памятью. Конвойный улыбнувшись широко, крикнул:

–Дина Яновна, день добрый!

Шла незнакомка бесшумно, скользяще, будто не касаясь земли. Хоть длинная юбка и мела по палой листве, цеплялась подолом за сучки.

–Здрасьте, – решила побыть вежливой Ёлка.

Ириша сделала книксен, с той заученной кукольной лёгкостью, что мама считала изяществом.

–Три. Очень интересно, – на приветствие им не ответили, зато начали обозревать внимательно из—под толстенных стекол крупных очков.

Ёлка решила про себя, что вид у тётки мышиный. Жидкие каштановые волосы убраны в короткий хвост. Зубы кривые, с изрядными дырами-зазорами между ними. Платье блеклое, невзрачное, подвыцветшее. И монашески скромное: рукава –  по запястье, юбка – ниже башмаков. И годится мышиная тетка на роль— классной дамы. И тётка ли? Возраст не разобрать. Что-то среднее между восемнадцатью и тридцатью. Может и девушка, чуток постарше их самих. Но что выделялось сразу: пятна. Бурые и черные. От земли или ещё какой—то пакости. Подол, измаранный до талии, рукава – до локтя. Иришина одежда по сравнению с этим казалась аккуратной и чистенькой. Где островная мышь так изгваздалась, интересно знать?

–Сколько нашлось…– конвойный неодобрительно смерил взглядом хрупкую собеседницу, – Опять своих… кладбищенских… подкармливали? Зря. Они заразу разносят.

–Какую? Трупный яд? – уничижительная усмешка придала острому лицу выражение неприятное, – Бумаги на новеньких передадите сразу или в корпусе?

–По порядку надо бы там… и не вам… – последняя часть реплики прозвучала откровенно опасливо, – Но… держите, конечно, Диночка Яновна…

Ириша, пока большие говорили, тихонько подняла дохлую крысу. Присела, собирая на кружева муравьёв и сухие листья, положила трупик между двух прутиков, зашептала привычно:

–Тварь земная, иди в землю – повторила три раза, пока крысу не отняли, и успокоилась.

Вышло правильно, и нынче душа зверушки отлетит далеко, к крысиному королю.

Листик наблюдала за погребением, прислонившись к дереву спиной. Возможность короткой остановки смиряла с чужими странностями. Дина Яновна приняла пакет, поднесла документ к самым глазам.

–Ирина Гольдштейн. Членовредительство. Елена Смурова. Соучастие в ограблениях. Ангелина Листопадова… –  улыбнулась одними губами, без намёка на смех, – Любопытно. Ангелина нам пригодится особенно, – косой взгляд царапнул Листика мельком.

Ёлка уловила смутившую странность сразу. Но загнала догадки в себя. Уверенная повелительная жёсткость тона читающей не нравилась ей в упор. "Привыкла тут распоряжаться…".

–Сами дальше проводите? А то время послеобеденное. А мне назад, в управление, вы же понимаете…– конвойный улыбнулся просительно.

–Регламент, – слова казались жестяными на ощупь, как те игрушки, что кидал в Ёлку нетрезвый папаша, – С рук на руки директору. Я библиотекарь. Собираю, систематизирую, выдаю книги. Не более. Пойдёмте. Если боитесь после идти к реке один – провожу.

Конвойного идея обнаружить Дину Яновну спутницей отчего—то ввергла в краску. Он отодвинулся ближе к девочкам.

–Благодарствую… это… вот… поймём… разберёмся…

–Не хотите, как вам угодно. Обратно проще, чем сюда. Деревья не обидят, они смирные. За поскребушков не ручаюсь.

Серая девушка оправила рукав, манжета которого показалась со стороны куцей. Не то оборванной, не то обгрызенной. Посмотрела на девочек поверх очков и проговорила тихо и как—то подчеркнуто ехидно:

–Гольдштейн, Листопадова, Смурова. Не отставать. Листопадова, вас касается особенно. Гольдштейн, оставьте в покое крысу. Это чужая еда. Вообще отучайтесь закапывать сами. Накажут же, вам не понравится.