Мертвая земля

Тем не менее в известных исторических трудах, посвященных Англии эпохи Тюдоров, об этих восстаниях говорится крайне мало. Виной тому несколько обстоятельств: необычная тактика повстанцев, которые предпочитали занимать выжидательную позицию в своих лагерях, а не двигаться на Лондон; распространенные среди историков неверные представления, согласно которым главной причиной восстаний в западных графствах были религиозные реформы, а не социальные проблемы. К счастью, в последнее время ситуация начала изменяться, и в трудах Дайармейд Маккалок, Энди Вуда, Этан Шеган и в особенности Аманды Джонс уделено достаточно внимания причинам и следствиям крестьянских волнений в Южной Англии.

Надо сказать, что в период «роялизации» истории тюдоровской Англии (должен признаться, что я и сам не избежал подобного греха) наиболее притягательными объектами научных изысканий являлись колоссальные фигуры Генриха VIII и Елизаветы I; именно по этой причине восстание, произошедшее в период недолгого царствования Эдуарда VI, сына короля Генриха, не вызывало у исследователей особого интереса. Тем не менее этот важнейший – и явно недооцененный – исторический эпизод давно уже будоражил мое воображение.

В «Мертвой земле», как и в других моих романах, сюжет базируется на исторических источниках, в данном случае весьма разрозненных, фрагментарных, противоречивых и далеко не всегда достойных доверия. Например, мы не имеем даже отдаленного понятия, как выглядели Роберт Кетт и его помощники. Описывая ежедневный быт повстанческого лагеря на Маусхолдском холме, я был вынужден призвать на помощь фантазию, которая, надеюсь, породила немало любопытных картин.

Для того чтобы понять, что произошло в 1549 году, мы прежде всего должны обратиться к структуре английского общества того времени. Наиболее заметная разграничительная линия пролегала между классом «джентльменов», свободных от необходимости работать, – таких насчитывалось около 2000 человек – и всеми остальными. Впрочем, состав этого класса тоже был неоднородным: внутри его существовали обычные джентльмены, рыцари и представители высшей аристократии, весьма неохотно подчинявшиеся так называемым сумптуарным (то есть направленным против излишней роскоши в обстановке, одежде, еде и прочем) законам[11]. Необходимо также отметить, что принадлежность к классу джентльменов определялась не только размером состояния, но и следованием целому ряду определенных правил поведения. По словам Томаса Элиота, «джентльмену надлежало быть более терпимым, любезным и мягким, чем человеку низкого происхождения, занятому тяжелым трудом»[12]. Так, по крайней мере, считалось в теории.

В те времена бытовало убеждение, что подобное социальное устройство было учреждено на земле самим Богом. Как говорилось в одной проповеди, произнесенной в 1547 году, «Всемогущий Господь создал все сущее и учредил разумный порядок вещей… Согласно этому порядку, некоторые стоят высоко, а другие низко; кому-то суждено быть королем или принцем, а кому-то их верным подданным… Сам Бог предопределил так, что в мире есть господа и слуги, богатые и бедные»[13].

Социальное устройство общества зачастую сравнивали с человеческим телом, где король является головой, представители высших классов – руками, а простолюдины – ногами[14]. Сэр Томас Смит заявлял, что все люди подразделяются на четыре сорта: джентльмены, состоятельные горожане, йомены и ремесленники, а также наемные работники. Лишь представителям первых двух классов позволено занимать государственные должности, хотя йомены (процветающие мелкие фермеры) могут пользоваться определенным влиянием в своих деревнях и городах и таким образом «возвышаться над прочими людьми низкого звания». Смит также полагал, что в деревнях простолюдинам дозволительно занимать посты церковных смотрителей и констеблей. В ту пору подобное заявление можно было счесть довольно смелым[15].

Экономические перемены, происходившие в Англии, несомненно, способствовали изменению структуры общества. Еще в XV веке начался процесс огораживания, то есть превращения пахотных земель в пастбища для овец, шерсть которых являлась весьма дорогостоящим товаром. Это привело к возникновению нового класса, сельского дворянства. К середине шестнадцатого столетия во многих графствах, в том числе и в Норфолке, активно набирал силу молодой и напористый сельский капитализм[16]. «Огораживания» затянулись на несколько веков и охватили всю страну; даже в восемнадцатом столетии захват крупными помещиками общинных земель оставался серьезной политической проблемой. В период правления Генриха VIII, когда власти выставили на продажу бывшие монастырские угодья, возник новый земельный рынок.