Отношениям герцога Сомерсета к восставшим посвящены три чрезвычайно интересные статьи. Все они основаны на анализе дошедших до нас писем лорда-протектора[154]. Согласно мнению Этан Шеган, из этих писем следует, что в ходе диалога с повстанцами Сомерсет пошел на значительные уступки. М. Л. Буш и Дж. В. Бернард, напротив, вполне обоснованно утверждают, что уступки эти были не более чем хитрыми уловками. Притом что некоторые требования повстанцев могли встретить сочувственное отношение протектора – как мы видели, он придерживался «аграрного» объяснения инфляции и намеревался провести реформы, – проявления народного недовольства вызвали у него не меньшую ярость, чем у Генриха VIII. Это явствует из его писем, выдержанных в весьма резком и разгневанном тоне; протектор заявляет, что простолюдины не имеют никакого права устраивать лагеря и выдвигать правительству требования, ибо это является посягательством на единственно правильное общественное устройство. Правда, в случае если повстанцы разойдутся, Сомерсет обещает простить их: он заявляет также, что все их нужды и жалобы будут рассмотрены членами комиссии или парламентом. До некоторой степени тактика протектора напоминает тактику Генриха VIII по отношению к «Благодатному паломничеству», также первоначально примирительную. Подобно Генриху, за посулами которого всегда стояла угроза применить военную силу, протектор к середине июля отказывается от политики умиротворения и открыто выражает намерение уничтожить лагеря в случае, если мятежники не разойдутся добровольно.
Не думаю, что Сомерсет когда-либо собирался позволить простолюдинам принимать участие в управлении государством. Время от времени он действительно шел на некоторые компромиссы – например, дал согласие изменить право взимания пошлины в своих собственных поместьях в Тетфорде, – но уступки эти были весьма незначительны. Исследователи ведут споры относительно того, выражается ли в одном из писем протектора к повстанцам Тетфорда намерение предоставить простым людям право выбирать членов комиссии; однако письмо это настолько запутанно и невнятно, что постичь его смысл не представляется возможным[155]. Не следует забывать, что к тому времени Сомерсет находился под колоссальным давлением Тайного совета. Версия Шеган, предполагающая, что между повстанцами и лордом-протектором завязался диалог, во время которого обе стороны пытались понять друг друга, разлетается под натиском фактов. То, что происходило в действительности, ничуть не напоминало диалог; пытаясь выиграть время, Сомерсет шел на различные уловки. Где-то в середине июля (семнадцатого числа члены Комиссии по огораживаниям прибыли в Кент, однако не сумели убедить повстанцев из лагеря Кентербери в необходимости разойтись) лорд-протектор переходит к откровенной конфронтации. Необоснованные надежды, порожденные его лживыми обещаниями, – в сложившихся обстоятельствах со стороны Роберта Кетта было до крайности неразумно уповать на симпатии Сомерсета – рухнули двадцать первого июля, когда в Маусхолдском лагере появился королевский посланник. Угрожающий тон воззвания, которое он огласил повстанцам, явился для них полной неожиданностью. И, как я изобразил на страницах романа «Мертвая земля», тем сильнее был гнев, в который их это воззвание повергло.
Прибытию королевского посланника предшествовало письмо, которое за день до того гонец доставил Роберту Кетту. Если это действительно письмо № 2, приложенное к статье Шеган, которую я цитировал выше, то в нем содержались резкие обличения и требования немедленно распустить лагерь[156]. Лишь в случае, если мятежники немедленно разойдутся, ближайшая сессия парламента рассмотрит их жалобы и претензии, говорилось там. Если же они будут упорствовать в своем неповиновении, то пусть пеняют на себя.