Мертвая земля

Появление королевского посланника в Маусхолдском лагере можно считать кульминацией трагедии. Он прибыл туда в сопровождении мэра Нориджа Кодда, олдермена Элдрича и городского меченосца Петтибона. Когда посланника отвели к Дубу реформации, он зачитал огромной толпе повстанцев воззвание, в котором все они назывались изменниками и предателями, а их предводитель Роберт Кетт именовался «зачинщиком дерзостной смуты». В послании было обещано прощение всем, кто добровольно покинет лагерь, – и ничего больше. Разгневанный Кетт заявил, что он «не совершил никакого преступления, а следовательно, не нуждается в прощении и намерен остаться там, где пребывает ныне, вместе с теми, кто пожелает разделить его участь»[157]. Согласно воспоминаниям Невилла, Роберт Кетт обратился к повстанцам с просьбой «не покидать его и не дать себя устрашить, но вспомнить о тягостном существовании, которое они вели прежде». Он также выразил решимость «отдать свою жизнь (если сие понадобится) ради спасения своих товарищей»[158]. Посланник во всеуслышание обвинил Кетта в государственной измене и отдал Петтибону приказ арестовать его. Однако угрозы, которыми разразились повстанцы, вынудили посланника и сопровождающих его лиц поспешно покинуть лагерь. Вслед за ним, рассчитывая на королевскую милость, лагерь оставила незначительная часть повстанцев (точное их количество нам неизвестно); однако подавляющее большинство бунтовщиков сдаваться не собиралось[159].

Вернувшись в Норидж, королевский посланник приказал Кодду и Элдричу закрыть городские ворота и «не подпускать мятежников к еде»[160]. Это в очередной раз подчеркивает, сколь важное значение для питания повстанцев имел нориджский рынок, о чем мы уже упоминали ранее.

Отданное королевским посланником распоряжение закрыть городские ворота Нориджа – вне всякого сомнения, именно так ему приказал действовать Сомерсет в случае, если повстанцы откажутся разойтись, – было чрезвычайно опрометчивым шагом. После этого у жителей лагеря не осталось иного выбора, кроме как захватить город. Посланник задержался в Норидже, он несколько раз прочел свое воззвание на рыночной площади, возможно рассчитывая на поддержку горожан. Это тоже оказалось серьезной ошибкой; согласно свидетельству Сотертона, «вскоре после сего чтения, вследствие вероломства многих горожан, бунтовщики вошли в город»[161].

На следующее утро, двадцать второго июля, повстанцы, после неудачной попытки достичь с городскими властями соглашения и получить доступ в Норидж мирным путем, начали полномасштабное наступление[162]. По атакующим был открыт огонь из нескольких пушек, находившихся в замке; но ни городские канониры, ни повстанцы, в распоряжении которых тоже имелись орудия, не обладали (по крайней мере, в то время) навыками прицельной стрельбы. В отличие от них, городские лучники (в большинстве своем то были слуги состоятельных горожан, констебли и солдаты из охраны замка) владели своим оружием достаточно искусно. Заняв позиции на крепостных стенах, они нанесли мятежникам немалый урон. Епископские ворота, главный стратегический пункт, подверглись двум мощным атакам повстанцев: первая была отбита; однако вторая, благодаря значительному численному преимуществу атакующих, оказалась успешной. По словам Сотертона, «богомерзкая свора мальчишек… устремилась на город под градом стрел, выдергивая те, что вонзились им в ноги»[163]. Следует отметить, что мальчишками в эпоху Тюдоров называли всех молодых неженатых мужчин; свидетельство же о выдернутых из ног стрелах представляется вполне достоверным, так как, скорее всего, в то время использовались стрелы, лишенные зазубренных наконечников. Битва за Норидж доказала, что повстанцам, одержимым яростью и гневом, не занимать храбрости и решимости, – эти качества они проявили и во всех последующих сражениях. Местные сторонники мятежников оказали им немалую помощь, пустив по городу слух, что неприятель якобы ворвался в Норидж с другой стороны; благодаря этому удалось отвлечь военные силы от Епископских ворот[164].