Я отыскал глазами Николаса, который оживленно беседовал с Беатрис Кензи. Мой помощник был без мантии, но зато вырядился в зеленый атласный дублет с черным поясом, украшенным позолоченной пряжкой. И дублет, и пояс, несомненно, стоили ему немалых денег. Беатрис, в голубом платье с высоким стоячим воротником, с драгоценным кулоном на шее, выглядела очаровательно. Волосы у нее были темные, как и у отца, а лицо покрывал толстый слой пудры. Она внимала Николасу, вся превратившись в слух, чуть жеманно оттопырив нижнюю губку. Про себя я отметил, что именно это жеманство настраивает меня против нее; возможно, я был несправедлив к Беатрис, но мне всегда нравились умные, решительные женщины, а не легкомысленные кокетки. Поблизости от молодых людей, откровенно прислушиваясь к их разговору, стояла дама средних лет, настолько похожая на Беатрис, что не оставалось никаких сомнений — это ее мать. На миссис Кензи было ярко-желтое платье с черными рукавами, вместо чепца на седеющих волосах примостилась модная шляпка.
Кензи подвел меня к ней:
— Моя супруга Лаура. Дорогая, позволь представить тебе барристера Мэтью Шардлейка, патрона Николаса.
Дама присела в реверансе; напряженное выражение лица, с которым она прислушивалась к разговору молодой пары, несколько смягчилось.
— Ах, сержант Шардлейк, я так много о вас слышала! — произнесла она преувеличенно любезным тоном. — Муж рассказывал, что прежде вы служили покойной королеве Екатерине, упокой Господь ее душу, а ныне служите леди Елизавете.
— Совершенно верно, хотя в прошлом я трудился также и в Палате прошений.
— Уж конечно, вы всегда сможете получить выгодные дела благодаря своим обширным связям! — Она оглянулась на Николаса и Беатрис. — И без сомнения, работая под вашим началом, молодой Овертон тоже сумеет приобрести необходимые знакомства.
В ее светло-голубых глазах светился откровенный расчет. Прежде я никак не мог понять, почему преуспевающий состоятельный барристер позволяет молодцу без гроша в кармане ухаживать за своей дочерью; теперь в голове моей забрезжила догадка. Причина, скорее всего, коренилась в миссис Кензи; имена моих патронесс внушали этой даме благоговение, и она рассчитывала, что благодаря мне Николас будет со временем вращаться в кругу сильных мира сего. Я взглянул на Беатрис, которая самозабвенно внимала рассказу юноши о визите в Хатфилд. Мысль о том, что юная особа, возможно, руководствуется теми же соображениями, что и ее матушка, кольнула мне сердце.
Увидев слугу, появившегося в дверях, Филипп громко хлопнул в ладоши:
— Идемте, друзья, нас ждет ужин!
Мы прошли в столовую, к изысканно накрытому столу, расселись и заправили салфетки за воротники. Рядом со мной сидела Лаура Кензи, с другой стороны, во главе стола, — Филипп. Напротив меня с помощью слуги уселась старая миссис Коулсвин. После молитвы Филипп предложил тост за «короля, нашего маленького кормчего». Слуги подали первую перемену блюд — салат, вареные яйца, сыр, а также хлеб и масло.
— Впервые в этом году мы за ужином можем обойтись без свечей, — заметил хозяин дома.
Действительно, света, льющегося из окна, которое выходило в небольшой ухоженный сад, было вполне достаточно.
— Весна в этом году выдалась на редкость холодная, — продолжал Коулсвин. — Боюсь, это предвещает плохой урожай. А значит, бедняки станут еще беднее.
— Такая уж у них участь, — пожал плечами Эдвард Кензи. — В любом государстве есть бедные. Так было всегда, и так будет до скончания веков.
— Но не всегда простым людям приходится страдать так, как сейчас, — возразил Филипп. — На пенни нынче дают хлеба в два раза меньше, чем два года назад.
Коулсвин был горячим поборником государства общего блага, ратовал за кардинальные реформы как в обществе, так и в религии; подобно мне, он был убежден, что первейшая обязанность правительства — искоренить злоупотребления, которые привели к обнищанию огромного числа граждан. В поисках поддержки он повернулся ко мне.
— Да, цены сейчас растут как на дрожжах, — кивнул я. — В отличие от доходов крестьян и ремесленников.
— Цены растут для всех, — резонно заметила Лаура Кензи. — И женщинам вроде меня становится все труднее вести хозяйство. Или взять хоть моего брата, которому принадлежит несколько домов у Епископских ворот. Жизнь неуклонно дорожает, а плата, которую он получает от арендаторов, остается такой же, как и несколько лет назад. Разве это справедливо? — Повернувшись ко мне, она добавила, слегка вспыхнув: — Простите, что возражаю вам, сержант Шардлейк.
— Вам не за что просить извинения, сударыня. Вы имеете такое же право высказывать свое мнение, как и я.
— Кто-нибудь собирается завтра в собор Святого Павла, послушать, как архиепископ Кранмер будет служить по новой «Книге общих молитв»? — спросила Этельреда, решив направить разговор в иное русло.
— Мои жена и дочь хотят посетить часовню при Линкольнс-Инн, а я, скорее всего, пойду в собор Святого Павла, — безразличным тоном сообщил Эдвард Кензи. — Первая служба по «Книге общих молитв» — вне всякого сомнения, историческое событие.