Мертвая зона<br />(Повести)

Некоторое время ехали не останавливаясь, затем машина круто развернулась, так что кузов накренился и колеса с одной стороны приподнялись в воздух, грузно осев затем на обледенелую дорогу. Донеслась трескотня перестрелки, затем чей-то громкий голос, усиленный мегафоном. Сергеев уловил немецкую речь: «Дойче зольдатен!..»

Прибывшие один за другим стали спрыгивать из кузова на обледенелую дорогу, раздался голос лейтенанта Лучко:

— Рассредоточиться по опушке лесопосадки, вперед цепью — ма-а-а-арш!

Сергеев вышел из кабины, окинул взглядом уходящее в мглу пространство, едва различимое в сумраке зимней ночи, отметил про себя, что перестрелка то усиливается, то стихает, ориентируясь на трескотню выстрелов, двинулся вперед за развернувшимися цепью красноармейцами.

Лучко дал ракету, взлетевшую в небо зеленым огоньком, словно высматривая, что происходит на земле, оставляя изогнутый дымный след, через некоторое время Сергеев и Лучко увидели бегущего к ним парнишку в армейском бушлате, серой шапке.

— Товарищ капитан, товарищ лейтенант! — закричал он еще издали. — Старший лейтенант Скорин сказал, чтоб вы своим взводом блокировали вон ту лесополосу по опушке. Докладывает ефрейтор Ложкин!..

— Дойче зольдатен!.. Нихт шиссен!.. — продолжал кто-то орать в мегафон, и Сергееву показался удивительно знакомым этот голос.

— Кто вещает? — спросил он ефрейтора.

— Чего?

— Спрашиваю, кто по радио говорит?

— А!.. Один немец из банды, что мы застукали. Только немец этот вроде наш, потому как старший лейтенант Скорин его знает.

— Веди к Скорину!

— Есть!

Пробираясь вдоль лесопосадки, а затем перебежками через поле, кое-где и по-пластунски, прислушиваясь, как где-то совсем рядом цвикают пули, а впереди не умолкая трещат автоматы и татакает пулемет, Сергеев вслед за ефрейтором достиг наконец линии обороны, занимаемой полуротой Скорина, самого старшего лейтенанта увидел неожиданно почему-то сбоку и даже немного позади себя. Рядом с ним в неглубоком окопчике — возбужденного, с забинтованной головой, на которую кое-как натянули русскую шапку, но в немецкой шинели Кольку Рындина. Бинт на голове в крови, лицо изможденное, однако голос его звучал, как иерихонская труба в судный день, а глаза остро сверкали в свете то и дело взвивавшихся ракет. Николай еще не видел Сергеева, продолжая кричать по-немецки, что с пятого на десятое понимал Сергеев, улавливая смысл призыва сложить оружие, прекратить сопротивление:

— Дойче зольдатен!..

Сергеев оглянулся, заметил, что прибывшие красноармейцы взвода Лучко охватывают полукольцом район лесопосадок, откуда все еще доносилась частая автоматная и пулеметная стрельба.

Сергеев спрыгнул в неглубокий окопчик к Николаю Рындину, куда, увидев его, свалился и старший лейтенант Скорин.

— С прибытием, товарищ капитан! — весело приветствовал он Сергеева, крепко отвечая на рукопожатие. — А мы тут все еще воюем, тогда как добрые люди уже давно по домам чаи пьют… А ну, Рындин, повтори-ка еще раз фрицам!

— Глеб Андреевич! Вы, что ли? — не веря своим глазам, воскликнул Колька. — Живы?..

— Как видишь…

— И я жив!.. Все же охмурили фрицев!.. А теперь я вот — агитатор. Только не слушают, суки, насмерть стоят!.. Дойче зольдатен! Нихт шиссен!.. Ман мус… Ире официрен!.. — заорал он на радостях так, что едва не сорвал голос.

Сергеев дождался паузы в передаче, спросил:

— Ранен?.. Досталось тебе у немцев?

— А ништяк!.. — беспечно отозвался Колька. — Чего там — досталось?! Все нормально. Я ведь у них за своего прохожу. Шкура вот только от грязи да вшей зудит. Сам бы с потрохами в вошебойку залез! Да еще жрать хотел так, что думал, не наемся, пока старший лейтенант Скорин не накормил.

— Ну а как удалось к своим перейти?

— Повезло, Глеб Андреевич. Случай… Капитан Мещеряков приказал, чтоб я у тригонометрического репера держался: позицию-то фрицы на высотке выбрали, в каждом месте ищут свой Мамаев курган. Ну я у такого тригонометрического пункта и залег. Отсекли наши репер, я там остался, задело вот пулей маленько. Так и перешел… Смотрите, смотрите! Фрицы выкинули белый флаг, поняли, что теперь с нами им не совладать!.. Помирать-то никому неохота…

И действительно, автоматная трескотня стала стихать, впереди, на высотке, замаячило что-то белое, как догадался Сергеев, — нижняя рубашка, привязанная рукавами к стволу автомата.

— Отставить огонь! — зычно крикнул Скорин. — Передай фрицам, — сказал он Николаю, — чтоб высылали парламентера.

— Есть, передать! — весело откликнулся Колька.

Когда перевел требование Скорина, Сергеев его спросил:

— Что узнал о Гайворонском?

Николай отстранился от мегафона, не сразу ответил:

— Нету Гайворонского… Фрицы толковали, к тому самолету, что сел в Перелазово, как я понял, приезжал Хрящ на мотоцикле, вроде какое-то донесение привозил. Фрицы донесение взяли, Хряща на всякий случай пристрелили. А про Гайворонского никто ничего не видел, не слыхал.