Мертвая зона<br />(Повести)

Разговор не очень-то получался: прощупывали друг друга.

— Сейчас хоть и техники везде понапихано, а работы ничуть не поубавилось, — заметил майор.

— Особенно на такой заставе, как наша, — подхватил Воронцов и рассказал о мертвой зоне заставы Муртомаа.

Честно говоря, он ждал, что майор прочитает ему лекцию вроде капитана Гребенюка, отрицая технический прогресс и прославляя старые испытанные методы охраны рубежей. Но заговорил майор совсем о другом.

— То, что нарушители ходят, — сказал он, — было, есть и будет. Важнее другое — знать заранее, кто, когда и зачем пойдет. Вот эта задачка будет уже потруднее…

— А разве такое может быть? — стараясь не показать недоверие, спросил Воронцов.

— Если хорошо знаешь, кто вокруг тебя живет по ту и по эту сторону рубежа, предположить можно.

— Ну так, наверное, очень хорошо надо знать?

— Само собой… Одному неподсильно, а если старики соберутся да обсудят, то профилактику навести можно… Едем мы сейчас к одному моему старинному другу Амангельды. Он и поможет определить до начала операции, с кем будем иметь дело…

— Но это же невозможно! — с удивлением воскликнул Воронцов.

— Почему невозможно? Ясное дело, степень вероятности относительная, но варианты предположить можно… Почему? Да потому, что таких, кто решится нахрапом лезть через границу при современных средствах охраны, не так уж много. Всех-то и наберется не больше десятка. А во-вторых, каждого знаем по его повадкам: один крадется, как лиса, другой прет напролом. И пособники действуют соответственно, на манер своих хозяев. Ну и в каком районе случится нарушение, тоже о многом говорит: у кого здесь родственники, кто раньше в этом районе через границу «гулял», такой обязательно себя покажет и на мысль наведет…

Это замечание майора — «и на мысль наведет» — совсем сбило с толку Алексея.

— Можно подумать, — сказал он, — что у вас тут каждый нарушитель со своей визитной карточкой через границу ходит.

— А что? Верно определяешь! — согласился Ковешников. — Так оно и есть. Кто век тут живет, все друг друга знают…

— А если кто чужой?

— А если чужой, дело другое. Только стариков не обманешь. Потому к ним и едем на поклон. Для сведения, насчет наших обычаев. Отработаны они тут на века… К примеру, невежливо торопиться говорить, с чем ты пришел или приехал. Сначала полагается расспросить о здоровье хозяина, его семьи, всех его животин. Как, мол, себя чувствуют твои овцы, лошади, коровы? Хорошо ли идут дела, какие виды на урожай?.. Потом надо попить чаю, отведать жаркое из молодого козленка — «чивиш» — и только после этого переходить к сути дела… И еще к сведению: есть надо неторопливо, чурек нельзя откусывать зубами, надо отщипывать его пальцами и маленькими кусочками отправлять в рот… Народ тут живет наблюдательный, каждую мелочь на заметку берет.

— А не получится так, — спросил Воронцов, — пока будем чаевничать, операцию без нас проведут?

— Без нас не проведут, — спокойно возразил Ковешников. — Кому ж ее проводить, как не нам. С помощью, конечно, старых друзей. Те люди, к кому едем, не раз и не два в боях проверены. Особенно Амангельды… Вон уж и дорога в его аул видна… Сверни-ка, сынок, вправо, — сказал Ковешников водителю. — Вон на том перекрестке…

И это домашнее «сынок» тоже отметил про себя Воронцов. Ковешникову наверняка перевалило за пятьдесят. Водитель для него и вправду «сынок», а это значило, что не с училища начиналась офицерская служба Ковешникова: наверняка не один десяток дет тянул он лямку рядового или старшины-сверхсрочника. Но тут Воронцов ошибся: как узнал позже, майор сразу начал с офицерского звания «техник-интендант», а служить начал переводчиком, с первых дней занявшись оперативной работой.

Едва машина свернула вправо и проехала несколько сотен метров, как впереди показалась красноватая, прокаленная солнцем скала, удивительно похожая на горбатый панцирь черепахи.

— Гора Мер-Ков, — пояснил Ковешников. — Означает: «Много змей». Зовем мы ее по-русски «Морковка». Как раз здесь и проходит личная дозорная тропа Амангельды. Отсюда уже рукой подать до его аула.

У подножия красноватой горы в конце зеленой долины Воронцов увидел глинобитные строения — дома и кибитки с плоскими крышами. Вокруг домов и вдоль арыка — цветущие яблони и персики, урюк и горный миндаль.

Воронцову, впервые наблюдавшему это бурное цветение в предгорьях Копетдага, трудно было представить себе, что всего через месяц-полтора солнце спалит роскошные зеленые разливы трав, алые поля тюльпанов и маков, свернет листву деревьев, окрасит сопки и простирающуюся до горизонта зеленую равнину в бурый, унылый цвет.

Сейчас же все здесь веселило глаз: и молодая зелень деревьев, и белая пена цветущих садов с сиреневыми пятнами неизвестных Алексею плодовых, которые Ковешников называл «аргван», и протянувшийся к аулу зеленый коридор, обозначивший обсаженный зеленью полноводный арык.

Заметив взгляд Воронцова, Ковешников сказал шоферу:

— Вон там, не доезжая построек, остановись, попьем свежей воды.