Мертвая зона<br />(Повести)

— Уже позвонил. Ответил, что, как только освободится, сам придет сюда… И слепому видно, — заметил Бирюков, — существует прямая связь между еще одним убийством гирей в висок и «медвежьей болезнью» у твоего Рындина…

— А в чем состоял «план» Николая и Маши Гринько, с которым согласился Мещеряков?

— Сейчас узнаешь…

Они прошли берегом Волги к штольне НКВД. Бирюков сказал дежурному, чтобы тот привел Рындина к нему в «кабинет».

Вошел Николай с видом человека, принявшего важное решение, держался по-уставному, но выглядел напуганным.

— Товарищ комиссар третьего ранга! По вашему вызову прибыл! Глеб Андреевич! Я уж думал, не увижу вас больше!..

— Не «прибыл», Рындин, а, как ты говоришь, «сидишь по новой» под стражей, — одернул его Бирюков. — Вздумал выдвигать требования да еще толкуешь: «По вашему вызову прибыл!»

— Не выдвигаю я требования, товарищ комиссар третьего ранга! А только Глебу Андреевичу капитан Мещеряков велел первым делом про Борова рассказать!

— Может быть, он и не велел? Боров-то, скорей, больше тебя интересует, а не старшего лейтенанта, — с иронией заметил Бирюков. — Да и встречалась с ним Маша.

— Точно, Маша. Она и придумала, — согласился Николай.

— Ну что ж, рассказывай, — разрешил Бирюков. — Коллективным умом операцию провели молниеносно и с блеском.

— Маша придумала, а провел все капитан, — из чувства справедливости уточнил Колька. — Наверняка теперь знает, где «дядю Володю» искать… Сначала про Машу… Увидела она Борова на переправе, сразу узнала, хоть он и приполз, как я и говорил — первым делом к Хрящу, весь в бинтах… Сидят под стенкой землянки и с Хрящом толкуют, по сторонам зыркают… Маша бегом в медпункт, капитану позвонила и все сделала, как он велел. Взяла у него деньги в пачках, у меня две золотые монеты и напрямую к ханурикам, по-простому со своей сумкой и флягой, вроде водички дать им попить. Боров увидел ее, от радости слова сказать не может: «Рыбка-то сама в сетку плывет». А она ему так спокойненько и вмазала. «Слушай, — говорит, — мой Николай брал у дяди Володи двадцать семь тысяч. За это вы нам уж какой месяц житья не даете. Так вот, нате с вашим дядей Володей все до копеечки, подавитесь, чтоб вас обоих разорвало… Тут еще Коля велел передать, те три куска, что Хрыч пахану не отдал… Когда, — говорит, — дезертиров в степи ловили, Коля на Хрыча убитого наткнулся, в карманах и деньги нашел, и эти монеты, вот еще бумажка какая-то, тоже велел передать. Нам с Колей денег и золота не надо, была бы только любовь. Отстаньте, — говорит, — от нас и больше за нами не ходи…» И все при Хряще — и золотые монеты, и сотенные в пачках, и чертеж — Борову сует… Ну те обалдели оба, каждый будто кол проглотил. Боров забыл, что на костылях, схватил деньги, как рванет, вмиг слинял, и — нет его… Хрящ в баржу первым завалился раньше раненых, даром, что санитар. Ноги задрал выше борта, лежит, встать не может, рот раскрывает, глазами водит, за сердце хватается — вот-вот копыта откинет. Готов буксир в зад подпихивать, так ему на левый берег надо. На обстрел с самолета — ноль внимания… Маша рассказывала, когда баржа от берега наконец отошла, даже перекрестился, хмырь некрещеный…

«Чисто сработал капитан Мещеряков, — подумал Сергеев. — Прямо-таки „удар сокола“ — расчет на внезапность. У Борова и Хряща не было ни секунды, чтобы хоть немного посоображать. Ясно, куда побежали эти „шестерки“, к своим хозяевам, а сотрудники капитана, естественно, зафиксировали их путь…»

Вошел Мещеряков, сдержанно поздоровался, сказал Сергееву:

— Рад видеть. Слышал, что не один вы отправились к Луковому оврагу, а со своей половиной. Сочувствую…

Повернулся к Николаю:

— Докладывайте…

Колька, явно струхнув, все же собрался с силами, начал с привычной клятвы:

— Верно говорю, товарищ капитан, век свободы не видать, до вчерашнего вечера не знал… Ночью пацаны с поймы в штаб аж на передовую пришли. Наши доложили начальнику штаба, тот послал меня к вам… Пацаны доложили: ходили по грузди, наткнулись на завал в самой глухомани… Разливом там плавник натащило: карши, сучья, мусор… Находились они, животы подвело, голодные, шкура трещит, а тут из этого завала по ветру да на свежем воздухе жареной рыбой как потянет и над картами вроде дымок идет… Поняли они, добрый человек прятаться не станет, вражина там сидит, свидетелей в живых не оставит. Рванули оттуда — давай бог ноги, едва убежали.

— И это ты не мог мне сказать? — спросил Бирюков.

— Так вы же сами не поедете? Глеба Андреевича нет…

— А почему твои пацаны начальнику райотдела Ляшко не сказали?

— А никому нельзя говорить. С теми, кто в завале сидит, ни одному участковому не совладать. Глеб Андреевич может, а участковый не сможет… Пацаны понимают. Сделали, как я велел: только мне. А я — вам, вот Глебу Андреевичу…

— За информацию спасибо, — сдержанно сказал капитан. — Мне кажется, товарищ комиссар третьего ранга, что это дело больше по вашему ведомству. Результаты поиска, пожалуйста, сообщите мне. Сожалею, что не располагаю больше временем…