Мертвая зыбь

Еще в 1921 году, когда Крым был уже советским, Шульгин совершил туда опасное путешествие с целью найти сына. Десять человек, среди которых был и Шульгин, отправились из Варны на шхуне и высадились близ Гурзуфа. Из этой экспедиции вернулись только пятеро, и среди них был Шульгин. Сына не нашел, но в поисках не отчаялся. В 1924 году ему пришла в голову мысль связаться с Якушевым, как руководителем "Треста". Эту мысль подал Климович.

"Можете ли вы помочь мне разыскать сына?" - запросил Шульгин через Климовича, который вел переписку с Якушевым.

Якушев ответил утвердительно.

Тогда Шульгин спросил о возможности приезда в Москву его самого. На это последовал такой ответ: "Гарантировать полную безопасность не могу, но приглашаю вас в Москву".

Шульгин полагал, что спустя почти пять лет отыскать сына здоровым и невредимым едва ли возможно. Если бы он был в живых, то, конечно, дал бы знать отцу о себе. Но та же "ясновидящая" убедила Шульгина в том, что сын находится в больнице для душевнобольных. Это было похоже на правду, потому что у сына была дурная наследственность со стороны матери. А в таком состоянии он не мог дать знать о себе.

Когда Якушев сообщил, что Шульгин намерен приехать в Россию, то в ОГПУ к этому отнеслись с интересом. После дела Рейли поездка Шульгина и его благополучное возвращение могли бы доказать силу "Треста" и укрепить его позиции в белой эмиграции. И Дзержинский поручил "Тресту" пригласить Шульгина, помочь в поисках его сына и вместе с тем дать возможность убедиться в существовании МОЦР, не мешать возвращению за границу.

Так решалась поездка Шульгина.

Через много лет, в летний день, под Москвой, Василий Витальевич Шульгин спокойно рассказывал об этом путешествии как участник событий и как литератор, искусно описывая действовавших в этих событиях лиц.

- Вы спрашиваете о внешности Якушева? Внешность его была такая, как и у большинства петербургских чиновников. Это был солидный человек, с солидными манерами. Ему было, когда я его знал, лет за пятьдесят. Он был бодр, рассказывал мне, как с котомкой за плечами много раз тайно переходил границу. А каковы были эти переходы, вы можете судить, если прочтете в моей книге "Три столицы", как я переходил границу... Якушев носил золотое пенсне, что всегда придавало ему импозантность...

Василий Витальевич незаметно ушел в прошлое... Он сам - в то время еще крепкий и смелый человек - шел пешком через границу в зимнюю стужу. Теперь изменился его внешний облик, серебряной стала борода, но глаза по-прежнему вспыхивали молодым огнем. Мысли Шульгина стали другими, и, как бы то ни было, эта перемена в нем началась зимой 1925/26 года, когда Шульгин увидел, что Россия не мертва, как он думал за границей. В 1926 году в стане оголтелых монархистов кутеповых и климовичей Шульгин имел мужество написать: "Когда я шел туда, у меня не было родины. Сейчас она у меня есть". И он не отказался от этих слов даже после того, когда стало ясно, при каких условиях совершилась его поездка, когда "Трест" перестал существовать.

Это не означает, что на страницах книги Шульгина "Три столицы" не было злых нападок на советский строй.

"...Книга полна таких выпадов против советской власти... которые сейчас мне даже неприятны" - эти слава не только были сказаны, но и написаны Шульгиным в одной из его статей.

Как же происходила поездка Шульгина?

Прежде всего он отправился в город Ровно, тогда еще находившийся в буржуазной Польше. Здесь он отрастил седую бороду. Его многие знали в лицо: в газетах иногда появлялись портреты членов Государственной думы. Но теперь он не выглядел прежним Шульгиным.

Ровно, уездный город Волынской губернии, некогда принадлежал со всеми угодьями князьям Любомирским. Шульгин знал этот город в то время, когда в нем высшей властью был полицейский исправник и когда здесь стояли два пехотных танка - Курский и Путивльский. Но и тогда князь Любомирский был главной персоной в Ровно. Старый родовой замок князей стоял на островке среди прудов, а новый "палац" - в глубине английского парка. Ровно был польским городом Волынского воеводства, но, как и раньше, он оставался островом, окруженным крестьянским морем. А крестьяне говорили на украинском языке.

В этом городе знали Шульгина, и он знал этот город. Шульгин изменил свою внешность и стал похожим, как он сам писал, "не то на факира, не то на раввина". И еще писал в своей книге Шульгин: "В Ровно, естественно, надо думать, была сильная коммунистическая ячейка".

В этом он, конечно, не ошибался.

В Варшаве Шульгин встретился с представителем "Треста" Артамоновым (Липским). Тот его направил на пограничную станцию, а далее им уже занимались деятели "Треста".