Мертвая зыбь

В пятом часу Якушев шел по знакомым местам, по Дворцовой набережной Невы к Троицкому мосту Нева еще не стала, погода была безветренная, над шпилем Петропавловской крепости неподвижно стояли длинные свинцово-серые тучи. Якушев шел и думал, что в этом городе прошла вся его жизнь, что не один раз, 6 января по старому стилю, в крещенский праздник он видел шествие "к Иордани" из Зимнего дворца, шествие царя со свитой, духовенства в золотых ризах. Как это выглядело импозантно, внушительно. Но тут же вспомнилось, как однажды в момент салюта, при погружении креста в прорубь, одна из пушек выпалила не холостым зарядом, а картечью. Какой переполох по этому случаю был в Петербурге! Потом, спустя несколько лет, по дворцу выстрелило орудие крейсера "Аврора", и это было концом старого мира.

Да, в сущности, всему прошлому должен был наступить конец.

Якушев стал думать о себе, о молодости, о том, как он ездил зимой, по первопутку, с молодой женой на острова. И он немолод, и она немолода, нет и департамента, где он так уверенно двигался от награды к награде, от чина к чину. Верно то, что ему никогда не быть по-прежнему директором департамента или товарищем министра.

Он подходил к воротам Летнего сада со стороны набережной. В том месте, где Каракозов стрелял в Александра Второго, стоял молодой человек во флотской шинели и круглой барашковой шапке с кожаным верхом.

Якушев спросил: "Который час?" Тот ответил: "На моих полдень". И они пошли рядом. Стемнело, однако Якушев различал лицо молодого человека с рыжеватыми усами, и ему показалось, что видел его утром в Казанском соборе. Он спросил об этом.

- Нет. Я там не был. Все это фанфаронство.

- Вы полагаете?

Молодой человек не ответил.

- Наши друзья другого мнения, - продолжал Якушев.

- Не знаю, кому они друзья, - пробормотал молодой человек, - здесь нам надо повернуть. А вы, очевидно, приезжий. Я вас не встречал в их компании.

- Приезжий.

Молодой человек заинтересовал Якушева. У него создалось впечатление, что в душе этого человека бушует злоба, которую тот уже не в силах сдержать. Но затеять с ним разговор здесь, на ходу, он считал неудобным. Тот хмуро сказал, посмотрев на часы:

- Спешить нечего... Если угодно, пройдемтесь, немного.

Якушев охотно согласился. Но шли они молча и вышли к Инженерному замку. Моряк вдруг остановился.

- Панихиды служат по убиенному монарху! По Николаю Александровичу. А кто Петра Третьего убил? Господа дворяне - Григорий и Алексей Орловы. Григорий - любовник Екатерины. А Павла Петровича, императора, кто убил? Не матросы и латыши, а Талызин, граф Пален, граф Бенигсен, Яшвиль и кто там еще! Господам, значит, дозволено. - Показал на окошко под крышей: - Вот тут все и происходило. Сначала все по-благородному: "Sire, vous devez abdiquer"*. А Николай Зубов: "Чего еще "абдике"?" - и фунтовой золотой табакеркой монарха в висок. Я сам эту табакерку в алмазном фонде видел весь угол смят. А потом набросились на помазанника божия и всего истоптали, как мужички конокрада... И тоже служили панихиды.

______________

* "Государь, вы должны отречься" (франц.).

Якушев от неожиданности так растерялся, что промолчал, только подумал: "Если у Путилова все его мушкетеры такие, то... Впрочем, может, провоцирует? Нет. Непохоже".

- Теперь можно идти. Придем вовремя.

Они вошли в один из подъездов дома на Пантелеймоновской, поднялись в бельэтаж. Молодой человек позвонил, им открыл мальчуган и тотчас убежал.

Это была петербургская барская квартира, комнат, вероятно, в двенадцать. Коридор был заставлен сундуками и поломанной золоченой мебелью. Откуда-то доносились голоса и смех. Молодой человек открыл одну из дверей. Они вошли в большую, в четыре окна, комнату, - вероятно, бывшую гостиную. Навстречу им вышла дама - высокая, костлявая, в черном шелковом платье, с лорнетом на длинной цепочке, лорнет стукался об ее острые колени, когда она шла. Якушев низко поклонился. Он узнал баронессу Мантейфель, с которой, впрочем, не был знаком лично.

- Messieurs*, - сказала она, - не удивляйтесь этому шуму, у соседей вечеринка.

______________

* Господа (франц.).

Только сейчас Якушев сообразил, что это за шум: где-то близко за стеной звенели бокалы и слышны были голоса, кто-то бренчал на рояле.

Баронесса взялась пальцами за виски и со вздохом сказала:

- От всего этого у меня дикая невралгия... Пройдите туда, там почти не слышно.

Она открыла дверь в другую комнату, где стояло несколько венских стульев и софа с бронзовыми завитушками, остатки прежней роскоши.

- Остальные придут с черного хода. Так мы условились, - сказала баронесса и вышла.

Молодой человек расстегнул шинель:

- Советую не снимать шубу. Здесь дикий холод.

Голоса и смех, однако, слышались и здесь. Можно было расслышать и рояль. Кто-то очень шумно играл свадебный марш Мендельсона.

Якушев усмехнулся:

- Обстановка не очень... но для маскировки вечеринка подходит.