Мертвая зыбь

Хватив стаканчик чачи, Дядя Вася засипел от удовольствия.

- С золотом везде пройдешь, дорогой, не жалей червонцы, червонцы там не ходят, везде золотые десятки - тут Юсуф умильно усмехнулся. - Турки народ бедный, покажи десятку - все отдаст, только много показывать нельзя, скажут - красный, отберут в караколе. Будешь рад, что живой остался. - Он отломил кусок чурека и вытер жирные губы.

Дядя Вася жадно пил и ел, слушал внимательно. Юсуф говорил тихо, с оглядкой.

В шашлычной был только один гость, в углу у дверей. Положив голову на папаху, он спал, навалившись на стол, похоже было, что захмелел. Дядя Вася тоже захмелел. Чача была крепче самогона-первача. В открытую настежь дверь видно было светло-голубое море, ветерок шевелил острые листья пальм на набережной.

- Говоришь, от Батума до Артвина семьдесят верст - пустое дело, а пройди! Горы... - Юсуф поднял голову и зачмокал губами. - Дорога? Сам увидишь. Два года назад хорошо было - легкая граница была, кто хотел ходил. Тут тебе и дашнаки, и меньшевики, и мусаватисты... Теперь стало трудно, очень трудно. Борчха, город есть такой турецкий: бывало, днем все спят, ночью - двести лавок открыто, контрабанду грузят, вьюки на лошадь, на осла - и в Батум...

- Ты говоришь - турки. А я ведь по-турецки не могу.

- Зачем турецкий? Квартсхана есть турецкий деревня, там Сименса завод, медь плавят. Живут одни русские и те, кто раньше жил до большевистского дела, до революции, и потом из Берлина, Парижа другие русские наехали...

- Через горы, значит?

- Через горы, гора высокая, Хуло называется...

Дядя Вася задумался. Гор он не знал и боялся. То ли дело лес!

- Поскорее бы... - сказал он вслух. Звериным чутьем угадывал опасность, но от чачи и шашлыка клонило ко сну. Решено было деньги обменять вечером, перед тем как двинуться в путь.

- Не волнуйся, дорогой. У нас все честно, как в банке.

Напоминание о банке обеспокоило Дядю Васю, он оглянулся - все было по-прежнему: шашлычник, дремлющий за стойкой, и все тот же пьяница. Теперь он храпел.

- Номер сниму в гостинице, - совсем отяжелев, пробормотал Дядя Вася. У меня, брат, документ, я не кто-нибудь, не шпана.

- А что ж... Плати, дорогой, и пойдем, я тебя доведу, снимешь себе номер и спи, темно будет - я приду. Тут близко.

Дядя Вася не любил показывать деньги, а тут на него что-то нашло - он достал пачку червонцев, с треском распечатал и бросил на стол билет в три червонца. Шашлычник отсчитал сдачу, поклонился и проводил гостей. Как только гости ушли, спавший за столиком поднял голову и твердо сказал шашлычнику:

- Покажи червонцы!

- А что?

- Покажи, говорю.

- А ты кто?

- Не знаешь?

Шашлычник молча положил перед ним билет в три червонца.

Человек повертел в руках новенькую бумажку.

- Фальшак?

Человек отрицательно покачал головой. Достал карандаш и бумажку, списал номер, серию и кинулся к дверям, бросив на ходу:

- Пока держи. Никому не сдавай! Слышишь!

Между тем Дядя Вася кинул на стол в конторе гостиницы удостоверение, заплатил за номер и, небрежно сказав: "Сдачу потом", поднялся на второй этаж. Номер оказался большим, с двуспальной кроватью. Было душно, и пахло крепким гостиничным запахом.

Скинув пиджак, Дядя Вася подумал и снял сапоги. Голова гудела от чачи. Распахнул окно. Внизу был двор, и какая-то девушка, развешивая мокрое белье, пела протяжную, непонятную и грустную песню. Дядя Вася достал из заднего кармана браунинг, положил его под подушку и пошел к дверям. Запер номер, хотя замок ему не понравился, одно название что замок. Очень хотелось спать. Бросился на кровать, пружины жалостно запели. Засыпая, подумал, что напрасно здесь тратил деньги, взятые в банке. Новые, прямо с Неглинной. Лучше бы все тут же, в Батуме, обменять на десятки... Голова закружилась, и он заснул, не обычным своим, привычно чутким сном, а точно чем-то оглушенный...

Проснулся оттого, что трясли за плечи. С трудом открыл глаза. Два человека в военной форме стояли у кровати, один держал наготове его браунинг.

- Выспался? - сказал он. - Вставай. Хватит тебе спать.

Дядя Вася посмотрел на него и теперь все понял; понял, что ему пришел конец.

52

Поездка Якушева и Захарченко в Париж была намечена на начало июля 1925 года. Участие Марии Владиславовны в этом путешествии значительно осложняло задание, полученное Якушевым. Он имел долгую беседу с Артузовым. Беседа была отчасти похожа на лекцию.