Мертвая

Убери старую шлюху, и ребенок, единственная надежда и отрада родителей, будет жить. Перережь горло алкоголику, который уже почти умер,и подари его силу юноше, над которым льет слезы невеста… возьми и отдай… и постарайся не сойти с ума, поскольку обряды запрещенные запрещены отнюдь не из любви властей к народу своему. Думается, что этот размен многим там, в кругах близких к короне, показался бы вполне приемлемым, но… смерть не любит подобных игр. И тот, кому подарят жизнь, перестанет быть собой, а целитель, решившийся на подобный размен, весьма скоро сойдет с ума…

– К тому времени, как я задержал ее, она плохо осознавала, что происходит. Она подрабатывала в приюте для стариков и явилась туда с бутылкой сонного зелья. Твердила, что нашла способ помочь всем, что старикам осталось немного и половина их себя уже не осознает, а потому не считается в полной мере людьми… в общем, к моему стыду задержание получилось громким.

Вдали послышался характерный рев мотора. И скоро наше одиночество будет нарушено. Вовремя, ибо вонь от тел исходящая, становится почти невыносимой. Я поморщилась: зелье способствовало ускорению процессов? Надо бы взять пробы тканей. Провести анализ. Но я сидела и слушала…

– Агнесс не сдержалась… она явилась в участок и прилюдно обвинила меня… во многом. Это услышали и… семья от нее отказалась. Мать вычеркнула имя Агнесс из родовой книги. Братья велели убираться из города. Ее обвинили в том, что произошло с той девицей… – Диттер поморщился. – Их не волновали убийства… более того, подозреваю, они были в курсе происходящего… наблюдали… мне вообще показалось, что это своего рода эксперимент…

Да уж, а говорят, что светлые – это добро. Хотя… почему бы и нет? Если бы у девицы получилось остаться в своем уме, глядишь, и в городке трупов прибавилось бы… светлые, они такие, высокоморальны во всем,только мораль как правило применяется по личному усмотрению. Темные не сильно отличаются, но мы хотя бы не пытаемся казаться лучше, чем есть на самом деле.

– Ту девушку попытались объявить невменяемой, но… – Диттер поднялся. – В данном случае мы не делаем различий…

– Что с ней стало?

– Казнили…

И проклятье сработало?

– Агнесс пришла после суда… она выглядела очень плохо. И да, мне было стыдно.

Верю. Было. Мне тоже случалось частенько испытывать стыд, главное, чтобы чувство это работе не мешало.

– Я извинился…

Только извинения не подействовали.

– Я предложил помощь. Если не мою,то… есть орден. Что бы про нас ни говорили, мы заинтересованы в сохранении равновесия.

…и беспризорная озлобленная ведьма потенциально опасно.

– Сменить имя… выправить документы… переехать… ей нашлось бы место. Да и…

– Не захотела?

– Повесилась.

Ага… и прокляла напоследок, закрепив собственной смертью проклятье. Дура…

– Ты идиот.

– Знаю. Мне говорили…

– Ничего, повторить – оно полезно…

Грохнула дверь. Раздались шаги. И Диттер вздохнул:

– Я не должен был с ней связываться.

– Ты не должен был с ней играть, – вот уж чего мы не любим, так это манипуляций. Не знаю, почему, однако сама мысль, что кто-то станет играть со мной вызывает нервическую дрожь и желание сомкнуть руки на шее этого потенциального покойника.

А что до ведьмы… самоубийство и проклятье, конечно,интересный вариант, но уж больно бестолковый. И на месте Диттера я бы не себя грызла, а хорошенько покопалась бы в той смерти. Вот… не в характере темных руки на себя накладывать. Уж больно мы жизнь любим.

А проклятье… есть сто один способ испортить человеку жизнь. А заодно уж растянуть удовольствие на годы… Не верю. Но…

– Вам везет, – герр Γерман прижал к носу платок. – А здесь воняет…

Глава 37

…домой нам разрешили вернуться ближе к полуночи. И подозреваю, герр Γерман с превеликим удовольствием оставил бы нас в уютной камере на ночь, а то и на две и вовсе переправил бы в теплые объятья тюремного надзирателя, но… Показания слуг. И клятва, принесенная Диттером на Писании. Да и кому с инквизицией связываться охота.

– Знаешь, – я с удовольствием вдохнула теплый воздух и потерла грудь. Сердце вяло трепыхалось, разгоняя по телу темную кровь, неудобств по этому поводу я не ощущала и вообще, кажется, смирилась с нынешним своим состоянием. Стоило признать, что в нем есть некоторые плюсы. – А… давай прогуляемся.

Диттер возражать не стал. Благо, к этому времени дождь окончился. На мостовой блестели лужи, и луна любовалась в каждой полным своим отражением. Она походила на головку отменного мьезельского сыра, к такому хорош терпкий сладкий портвейн… и мысли ни о чем. Кто думает о важном с портвейном в руках.

Помнится, когда-то мы убегали от компании… втроем… я, Патрик и Адлар. Пробирались на набережную, было у нас там местечко на старом мосту. Патрик забирался на перила, хвастаясь ловкостью своей, Адлар качал головой – он по натуре своей был слишком осторожен. Я… просто наслаждалась свободой.

Странно думать, что они умерли. И я умерла. Я вернулась, но сути-то вопроса это не меняет…

– Ты зануда, – Патрик танцует на узеньких каменных перилах,и мелкая крошка летит в темноту. Где-то внизу всхлипывает вода. А я… я хохочу.