– Ты же не наделаешь глупостей? – тихо спросил он, наклонившись к самому уху.
– Конечно нет, дорогой… – я коснулась пальцем сухих его губ.
Просто… Захотелось подразнить. Такой серьезный. Хмурый. И растрепанный. И бессонница ему к лицу, как и близость смерти… жаль будет отпускать: подобные мужчины встречаются не так уж часто.
– Дорогой? – приподнятая бровь и смешок.
– Почему бы и нет?
– Не знаю, – ему идет улыбка, когда вот так, легкая и искренняя, мальчишеская какая-то, хотя сам он далеко не мальчишка. Морщинки в уголках глаз. И на лбу тоже появились. Он часто хмурится и ещё совсем отвык улыбаться. Вот и теперь будто вспомнил, где находится и по какому поводу.
Отстранился. Сделал шаг назад. Вздохнул. И добавил:
– Пожалуйста, будь осторожна.
– Буду.
В конце концов, себя я люблю и вредить не стану. Просто… оказывается, смерть изрядно способствует взрослению. Я закрыла дверь. Два замка. Завеса. И подозреваю, что светлого они не удержат, вздумай ему проверить мое присутствие, но, как говорил Аарон Маркович, что не запрещено, то разрешено.
…я открыла дверь шкафа и подвинула висевшую в нем форму. Поддавшись наитию, принюхалась, присмотрелась… ничего, обычный травяной след. Да и бабушка, участвуй она в запретном ритуале, не оставила бы подобной улики. Я надавила на завиток и потянула дверь. И еще потянула… механизм за прошедшие годы поизносился,и не смазывали его давненько, да и сделан он был скорее из соображений безопасности, нежели из действительной необходимости.
В коридоре воздух отличался особой затхлостью. Вязкое тяжелое марево. Узкий проход, затянутый паутиной… пауки, выросшие до немалых размеров. Что-то шмыгнуло под ногами и благоразумно убралось. Как ни странно, видела я, несмотря на отсутствие света, неплохо. И камни, и следы на них… пауков. Мох. Белый лоскут одежды, приклеившийся к стене… поневоле навевает мысли о прекрасной девственнице, которую вели сим путем, дабы использовать в запретном ритуале. Путь свернул. Никогда не могла понять, чем руководствовался человек, его строивший. Повороты были небольшими, будто коридор натыкался на препятствие, обойти которое не был способен,и сворачивал, чтобы потом восстановиться в прежнем своем течении.
Запахло водой. Сеном. Металлом.
Вот и конюшни, ныне переделанные под автомобильный ангар. Машины трогать я не стала – надо будет послать кого-нибудь, пусть отгонят авто от дома старой ведьмы, а то ведь знаю я нашу жандармерию. Объявят уликой, после переведут по отчетности в невостребованную собственность, и потом несколько лет в судах будешь доказывать свое право забрать несчастную машину.
Я толкнула дверь и прислушалась. Тихо. И спокойно. Дождик опять зарядил, как бы намекая, что прогулки столь поздние не всегда способствуют здоровью. Впрочем, мне о здоровье думать поздно, а ночь… хорошая ночь. Беззвездная. Небо тучами затянуло. Фонари едва-едва темноту разгоняют… самое оно на ведьм охотится. Или ведьмам.
– Знаете, мне всегда казалось, что тьма другая, – от стены ангара отлипла тень, которая взяла и превратилась в Монка.
– Какая?
Вот же… и шею ему не свернешь. …а в подвалах наших не один труп скрыть можно. Что и говорить, предок мой понимающим человеком был, с немалым запасом строил. И подозреваю, судя по тем самым отчетам древним, не все запасы мне ведомы.
– Агрессивная. Стирающая разум…
– То же могу сказать про свет.
– Все не так, как кажется, верно? – Монк выглядел много старше своих лет,и клянусь, слабый сосуд его тела светился,и что самое отвратительное, это не гляделось неестественным. – Я не собираюсь вас останавливать. Или выдавать. Или… как-то иначе влиять на происходящее.
Его лицо исказила немалая мука. Благословение?
Ага, что-то подсказывает, сам Монк многое бы отдал, чтобы избавиться от этого благословения.
– Я… лишь хочу предупредить: будьте осторожны… на всякую тьму отыщется большая…
– А на свет?
– Без исключений, – он поклонился и отошел. А я…
– Скажите, – я не рискнула прикасаться к этому человеку. – А вы можете почувствовать, где проводился ритуал… ваша ищейка утверждает, что в доме принесли человеческую жертву…
– И не одну.
– Так вы можете…
– Могу.
– И не только сами почувствовать, но и показать, – я не понимаю, какую странную игру он ведет, но участвует в ней Монк не по собственной воле. А у силы, его ведущей, собственный взгляд на наше нынешнее бытие… и все же стоит спросить разрешения.
Монк молчал. Долго так молчал. Стоял, закрыв глаза, опершись рукой на капот старенькой машины,и свет, в нем заключенный пульсировал, ворочался, грозя разломить слабый сосуд человеческого тела.
– Я… да… это я могу сделать, – тихо произнес он. – Спасибо.
– За что?
– Сложней всего просто смотреть… и… позвольте… – он коснулся моей руки прежде, чем я успела отпрянуть. Искра света впилась в кожу, обожгла и растворилась. – Мне сказали, так надо… это малое воздействие… разрешено… как и что оно вам даст… не повредит, клянусь.