– Фантазия, полагаю, – Клаус дернул плечом. – Я пытался с ним говорить, но он лишь смеялся, повторяя, что я слишком благопристоен для подобных фантазий… а потом стал называть меня другим именем.
– Каким?
Пальцы Диттера лежали на раскрытых крыльях, будто дознаватель опасался оставлять чудесную трость свою без присмотра.
– Амадей… Вольфганг… Хельмут… ещё какие-то… всякий раз разные. К тому времени мы уже поняли, что он безумен, но не осознавали насколько… мы пригласили целителя… именно он сказал, что происходит.
– И что же? – не удержалась я.
– Ореховая гниль, – Клаус поморщился. – К сожалению, в той запущенной стадии, которая не поддается излечению. Его смерть была вопросом времени… и да, я собирался отправить его в лечебницу. Что бы вы там себе ни придумали, но мне не было нужды избавляться от брата. Заболевание подобного рода – достаточный повод, чтобы объявить его недееспособным.
– Дорогой, никто не…
– Помолчи, мама, пожалуйста, – и снова этот жесткий тон. А ведь матушка и вправду замолкает. И сестрица Патрика сидит тихонечко,так и держится за щеки, будто не понимая, что дальше делать с этой-то гримасой.
– У меня есть соответствующее заключение… и да, мы подобрали вполне пристойное заведение, где Патрик мог бы провести последние месяцы своей жизни. Моя вина лишь в том, что я доверился сестре-сиделке, позабыв, что слабость моего брата сменяется приступами гнева, когда Патрик становится невероятно силен. Я не знаю, что произошло… вероятнее всего, эта женщина не успела дать ему морфий… по глупости ли, по недомыслию… она утверждала, что Патрик спал и в целом был спокоен. И он находилась рядом. Задремала…
Клаус повернулся к окну. Вялая линия носа. Чуть обвислые щеки и губы полные, капризные, такие девицам идут, но никак не мужчинам. Подбородок скошенный и шея с выпирающим зобом. Он не уродлив. И вполне способен составить неплохую партию, особенно сейчас, когда взял в руки бразды управления семейным состоянием.
– Он очнулся. И выбрался из комнаты, заперев ее на ключ… он ушел… и нашли его на конюшне… он повесился на вожжах…
Или его повесили. Кто? И зачем? И… вопросов у меня больше, нежели ответов.
– Могу я осмотреть комнаты, принадлежавшие вашему брату? – поинтересовался Диттер, поднимаясь.
– Нет… Боюсь, нам было слишком тяжело находиться там… поэтому мы сделали ремонт.
…а чай все-таки подали, хотя и с опозданием.
Глава 41
…в доме Конрада царила суета.
Удушающе пахло розами и лилиями, обилие которых навевало мысли то ли о храме,то ли о похоронной конторе… ленты, кружева. Фарфоровые голубки, выстроившиеся в ряд на столике. Розовые фижмы дорогого платья. Помнится, я видела нечто подобное в последнем выпуске столичного «Модника», но даже на картинке платье выглядело на редкость нелепо, а стоило просто-таки неприлично дорого.
– Простите, – светлые волосы девушки были завиты и уложены в сложную конструкцию, из которой то тут, то там выглядывали серебряные искры булавок.
Несколько цветов. И чучело колибри, заколотое на макушке завершали образ. Ах да, еще вуалетка… вуалетка норовила съехать, а чопорная дама, приставленная к девице то ли затем, чтобы следить за моральным обликом оной, то ли просто порядка ради,то и дело поправляла ее.
– Я… не понимаю, почему теперь… прошло почти полгода…
– Моя дочь слишком занята…
Дочь? Не похожа… дама была сухопара и одета слишком просто для той, кто приходится матерью хозяйке дома.
– Чем же? – поинтересовался Диттер, сдвигая охапку органзы в стороночку. – Простите… нога ноет невыносимо.
И коленку потер. А ведь мне ни словом не обмолвился и вообще от машины шагал он вполне бодро. Взгляд, которым его наградили, было далек от сочувствующего. Напротив, кажется, мысленно Диттеру пожелали провалиться сквозь землю. Вместе с ногой. Тростью. И моей великолепною особой. Именно поэтому я и уселась прямо на атласное покрывало, что заставило левый глаз женщины дернуться.
– У нас помолвка.
– Так скоро?
– Период строгого траура соблюден, – меня наградили взглядом, полным ненависти. И я поерзала, усаживаясь поудобней.
В конце концов, неужели в доме не нашлось другой комнаты, где можно было бы побеседовать?
– Мама… – Сабина отодвинула вуалетку к явному неудовольствию матушки. – Если это касается Конрада, то я готова… он не убивал себя! Тем более из-за Ренаты… да он ее терпеть не мог!
И ножкой топнула.
– Сабина, мне не кажется, что ты вообще должна разговаривать с ними…
Я испытала острое желание забраться на диванчик с ногами.
– Ваше право, – Диттер подавил зевок и вообще вид его демонстрировал какую-то высочайшую незаинтересованность в беседе. – Не хотите говорить здесь, вызовем официально… в участок… и сопровождение пришлем…
Ага, соседям на радость. От подобного зрелища они в восторг придут. Дом-то у Конрада пусть и приличного вида, но далеко не особняк, защищенный от посторонних взглядов забором и садом.
– Вы нам угрожаете? – эта женщина явно была готова к бою.
– Я предупреждаю…
– Матушка… прекратите… мне кажется, всем будет проще, если мы просто поговорим… что в хотите знать?