Мертвая

Зато появилась свекровь. Она, пожалуй, самый опасный человек в этой семье. Всегда мила, всегда дружелюбна, но я знаю, что ради сына и мужа – именно в таком порядке – она способна лишить жизни кого угодно. Она заговорила со мной и была ласкова. Убеждала, что сейчас просто сложный период, который надо переждать, что мой супруг любит меня и Гретхен, что он и не думает об измене и весьма сожалеет, что история с Ненелией стала мне известна. В это я поверила. Если он и сожалеет, то лишь об этом, а не о том, что соблазнил мою сестру. Мне было предложено немного отдохнуть. И я… я малодушно согласилась. Я поняла, что, если буду настаивать на разводе, если попробую покинуть дом, просто исчезну. Мало ли несчастий происходит с глупыми неосмотрительными женщинам. Да и… у семьи хватает врагов. Мне нужна была помощь. И я знала, к кому обратиться за ней.

Да… а мои детские воспоминания хранят… а что, собственно говоря, они хранят? Вечера и ужины, к которым меня допустили в шестилетнем возрасте? До этого была детская комната и компания гувернантки, которую больше интересовали мои манеры, нежели разговоры о делах дневных. Ежедневные визиты матери. Еженедельные аудиенции у отца, который выслушивал рассказ о моих успехах и кивал, иногда – хвалил. Порой хмурился,и тогда мое сердце готово было выскочить из груди. Отец представлялся мне существом невероятно далеким и невообразимо занятым.

А вот дед… интересно, он позволил бы убить маму? Я знаю ответ. Если не сам,то… главное ведь вовремя отвернуться, верно? Впрочем, успокаивает, что это лишь теория. До практики дело не дошло, погибли они вместе, а ни один темный не стал бы жертвовать собой, избавляясь от надоевшей жены. Итак… вечера… взрослые беседы ни о чем. Изредка – вопросы, которые адресовались мне. И снисходительная улыбка деда. Бабушка, готовая помочь и подсказать… мама… она приходила по вечерам, если, конечно, была дома. И гувернантка неодобрительно хмурилась: как же, в приличных семьях заботу о детях доверяют специально обученным людям.

А тут… Теплое молоко с медом. Печенье, которое мне позволялось есть в кровати. Непременная сказка и поцелуй.

– Спи, дорогая, сладких снов, – мамин шепот доносится сквозь время. И я вздыхаю. Сладких… что бы ты ни сделала… что бы они ни сделали, они ведь все равно мои родители.

И я найду ублюдка,их убившего. Зато… кажется, я поняла, почему корона так старательно не желала, чтобы кто-то копался в этом несчастном случае. Как знать, до чего бы докопались… а ещё знаю, к кому хотела обратиться мама. И почему.

Глава 45

…спящий, Диттер выглядел почти мило. Подушку обнял, подмял под себя, будто опасаясь, что некто неизвестный и коварный стащит этакое сокровище у бедного инквизитора. Одеяло же на пол отправил. Нос морщит. Губами шевелит… пузыри не пускает, все радость. Я присела на край кровати и, вытащив торчащее из подушки перо, пощекотала нос.

– Что… – проснулся Диттер мгновенно.

И на пол скатился. С подушкой. И…

– Я ведь и убить могу, – проворчал он, поднимаясь. А подушку так и не выпустил… кстати, спать нагишом – это да… в этом что-то да есть…

– Розы не люблю, – сказала я. – Особенно белые. И лилии терпеть не могу.

– Это к чему?

– Если упокоишь, принеси на могилку фрезии.

– Запомню.

– Лучше запиши.

Он, осознав, что пребывает в виде не самом подобающем для бесед, присел и потянулся за одеялом. А я ухватила за другой конец.

– Могу я… – после сна голос был хрипловатым, низким. – Узнать… что тебе… понадобилось в столь… раннее время?

Подушку сменило одеяло. На инквизитора в одеяле смотреть было не так интересно, и я потянулась, легла на кровать.

– Тебя, – мурлыкнула.

Обычно, мужчины как-то смущались. И этот слегка покраснел. Но выдержал взгляд.

– Зачем?

– Не знаю… – я провела коготком по кровати. – Может, просто так… а может… насиловать пришла?

– Только то?

И бровку этак приподнял, насмешливо.

– А мало?

– Это смотря как насиловать собираешься, с фантазией или без…

– А как надо?

Вообще-то я письмецо принесла, но оно обождет. Вон сколько лет пролежало, и еще полежит, никуда не денется. А тут на меня смотрят так, что в жар бросает,и шепчут громко:

– С фантазией, разумеется… насилие без фантазии – это скучно. От трех до пяти…

– Чего?