Мертвее не бывает

Пока я увидела лишь одного призрака — индейскую девочку примерно моего возраста. Ее плечо было пробито пулей, а на плаще, сшитом из шкур животных, виделось большое пятно крови. Она была увлечена чем-то вроде охоты и даже не подняла взгляд от вспышки фотоаппарата.

Я двигалась дальше.

Пыталась ступать как можно легче, но звук моих шагов все равно разносился по лесу, как будто его что-то усиливало. Чем больше я сосредотачивалась, чем дольше шла, тем громче становилось мое дыхание. Снова и снова я выполняла сложную комбинацию действий: прошла, остановилась, оставила на дереве отметку, сделала снимок, посмотрела на него; повторила все сначала.

Время шло, и я начала задумываться, не просчиталась ли я. Нет, я не боялась, что совершила очередную непоправимую ошибку. Я опасалась, что неправильно выбрала тактику. Да, Эшлин хорошо знала это место, но это еще не значило, что она была тут. А если так, какой смысл блуждать в этой чащобе посреди ночи? Ведь ее брат сказал, что лес уже обыскали.

Прошло два с половиной часа. Ни Эшлин, ни белого света, ни Лидии. Если бы я не успела превратиться в ледышку на ножках, то уже уснула бы на ходу. На меня сильнее и сильнее наваливалась вся тщетность моих усилий. Я пообещала себе, что еще пять фотографий, и я пойду домой.

Первая фотография. Ничего.

А может, даже четырех хватит.

Вторая фотография. Ничего.

Все, эта — последняя.

Но третья фотография…

На ней что-то было. Далеко впереди, почти скрытое за деревом. Я увеличила масштаб.

Это была босая ступня.

Я побежала к дереву и защелкала фотоаппаратом, потом начала пролистывать снимки. Ничего, ничего, ничего, ничего…

Эшлин. Она не была в коме, не лежала на земле. Она была на ногах. Она двигалась.

Я подняла глаза.

— Эшлин! — закричала я. — Эшлин! Это Алексис!

Ответа не было. Я пошла так быстро, как только могла осмелиться идти в незнакомом лесу.

— Эй! Эшлин? Ты здесь?

Я прошла метров пятнадцать, потом остановилась и сделала еще несколько фотографий. Если бы я только нашла ярко-белый свет, который увидела, прежде чем обнаружить Кендру. Тогда я бы знала, что Лидия неподалеку. Я бы заставила ее отвести меня к Эшлин. Я сделала последний кадр и посмотрела на экран.

— Ох, — выдохнула я и неуверенно шагнула.

Эшлин стояла передо мной.

Но только на фотографии.

Я как будто раздвоилась. Одна часть меня стояла на месте, оглушенная морально и эмоционально. Вторая часть четко осознавала, что оставалось несколько секунд до того, как я окончательно потеряю способность рационально мыслить и действовать.

Эшлин — девочка, которую я знала достаточно близко, чтобы называть своей подругой, девочка, на вечеринке у которой я была пару дней назад, — умерла.

Никогда раньше я не видела призрака, которого знала при жизни. Не считая Лидию, конечно. Но Лидия не была мне другом.

Я отошла в сторону, присела на поваленное бревно и зажмурилась, чтобы не заплакать. Нельзя было давать волю эмоциям. Нельзя было думать ни о маме и братьях Эшлин, ни о моей маме, ни о том, как на это отреагируют ребята в школе. Только не здесь, не в лесной чаще. Только не сейчас, когда я была легкой добычей для Лидии.

— Прекрати, — сказала я себе вслух. — Сейчас же перестань. Возьми себя в руки.

Еще пару мгновений я сидела и слушала тихие звуки февральской ночи. Птицы не пели, насекомые не стрекотали. Лишь сосны вокруг меня шуршали своими иголками.

Я вздохнула и сделала еще один снимок.

Эшлин стояла в метре от меня и смотрела прямо в камеру. Она была без туфель, в светло-фиолетовом платье, которое состояло из нескольких полупрозрачных слоев ткани. На лифе была сложная отделка с кружевными сборками, и он выглядел очень женственно. Но подол платья как будто бы… исчезал. Глядя на него, нельзя было сказать: «Вот подол платья». Он как будто растворялся в воздухе.

Я смотрела на него и не могла понять, почему оно кажется мне знакомым. И тут меня озарило: это было платье из сна, который я видела ночью после вечеринки Эшлин.

Я огляделась по сторонам, ощущая внезапный приступ паники. Лидия пересекла черту. Она больше не была вредным призраком — она была злобным призраком. Мало того, существовала реальная опасность, что она могла проникать в мое подсознание. Но даже если она была способна заставить меня увидеть определенный сон, при чем тут фиолетовое платье? Я не могла вспомнить, чтобы у Лидии когда-нибудь было такое. Что все это означало?

Я снова посмотрела на фотографию. На лице Эшлин было написано замешательство. Иногда призраки не понимают, что с ними произошло. Они даже не знают, что умерли. Просто бродят по миру, думая, что видят сон.

Но больше всего меня беспокоило не выражение лица Эшлин. И даже не ее платье.

Самым странным было то, что в левой руке Эшлин держала букет желтых роз.