Мертвец

А матери у Вырвиглаза нет. Никогда не было, и что с ней случилось — неизвестно и покрыто тайной. Они с отцом приехали в наш город, когда Вырвиглазу было шесть лет, без матери. Тогда я с ним и познакомился, летом. Стояла жара, огороды выгорали, и приходилось таскать воду издалека. Все таскали, даже я таскал — маленькими вёдрами. Но всё равно огурцы желтели, картошка гнулась, а на яблонях плодились гусеницы, которых не брал даже дихлофос.

Мне это ненормальное таскание надоело, и я решился на крайние меры. Я отправился на ближайшее болото, предварительно набрав камней на ближайшем же карьере.

План мой был прост. Пробравшись на болото, я собирался набить побольше лягушек. Это обязательно должно было вызвать серьёзные осадки, поскольку всем известно — если убьёшь лягушку, долго ждать дождя не придётся.

На болоте я встретил ушастого мальчишку, явившегося сюда с аналогичными намерениями. Лягушек квакало много, они сидели везде: на кувшинках, на корягах, на кочках, и прежде чем эти дуры поняли, что над ними нависла серьёзная угроза, мы с Вырвиглазом успели устроить настоящий лягушачий геноцид.

Вырвиглаз кидал метче. Я пытался его догнать, моё отставание составляло целых пять лягушек, я во что бы то ни стало старался этот разрыв сократить и целился в горластую тварюку, вызывающе расположившуюся на дальней коряге. Но тут за спиной у меня здорово грохнуло, я ойкнул, и Вырвиглаз тоже ойкнул. Мы дружно оглянулись и обнаружили почти над собой здоровенную синюю тучу.

Потом мы бежали домой к Вырвиглазу, но всё равно не успели — градом нас прибило. Вырвиглаз сказал, что это оттого, что мы перестарались. Слишком много лягушек набили — вот и град. С тех пор мы и дружили. Вернее, приятельствовали. Потому что у меня в общем-то нет друзей.

Это не из-за того, что я какой-то особенный индивидуалист, ну или там какой-то ненормальный, или психика у меня травмирована как-то, нет, просто так получилось. Вырвиглаз мог бы стать моим другом, но он не такой человек. Непостоянный. То есть не так, наверное, он не непостоянный, а непредсказуемый. Иногда всё нормально неделю, иногда две, общаемся как люди, а потом у него что-то в голове перепрыгивает и он говорит какую-нибудь гадость. Про тебя или про твою семью. Не со зла, а такой у него просто характер.

Как дружить с таким человеком?

Никак.

Поэтому мы с ним общаемся, но не дружим. К тому же у него совсем отличные от моих интересы. Он любит рыбалку и летнюю и зимнюю. А я не люблю. Он себе машину хочет купить к восемнадцати, а я не хочу машину. К тому же он помешан на девчонках, а я к ним спокойно отношусь.

Так что мы не дружим с Вырвиглазом.

Его так зовут за то, что в третьем классе он поспорил с Гусечкиным. Сказал, что если он хоть раз в жизни, хоть одним глазом посмотрит в сторону девчонки, то он сам себе его вырвет.

Никакой глаз он, конечно, не вырвал».

Так я сочинил у себя в голове, а в тетрадке ничего вообще не записал. Ручка засохла, честное слово.

Потом я кое-что ещё вспомнил.

«Вырвиглаз — гонщик. Не вело или мото, а просто гонщик. Трепло, врун, короче. Сначала вроде ничего такого за ним не замечалось, хулиган как хулиган.

А потом уж не знаю, что с ним случилось, но стал он загибать.

Рассказывал, что когда они с отцом в Олений Бор за белыми ездили, то он там настоящего лепрекона встретил. И лепрекон ему подарил пуговицу. Вырвиглаз мне даже эту пуговицу показывал, пуговица как пуговица, железная, и никакие деньги искать не помогала, сколько мы с Вырвиглазом не пробовали. Нашли пару старых пятаков, но это, конечно, не считается.

Рассказывал, что у него в позвоночнике молибденовый штырь — что типа в детском саду он нехорошо ударился, и, чтобы не возникло искривление, ему в спину имплантировали самый современный протез, и он прижился. И теперь на этот штырь он может принимать разные радиостанции, но только ночью, когда воздух сухой и его проницаемость повышена.

Рассказывал, что через год его дядя привезёт из Аргентины щенка особой боевой породы; рассказывал, что его прапрадедушка служил на броненосце „Ослябя" и погиб в Цусимском проливе; что однажды он поймал гигантского ерша с тремя глазами.

Много чего рассказывал, мне, наверное, на несколько тетрадей хватило бы.

Сначала я верил, я вообще человек доверчивый — мне скажут, а я и побегу. А потом Вырвиглаз рассказал, как он на подводной лодке ходил, причём не на простой, а на „Князе Серебряном", да ещё когда они испытывали секретный подводный лазер. Тогда я и понял, что Вырвиглаз гонщик. Шумахер просто. Интересно, что с нормальным парнем должно случиться, чтобы он вдруг стал вруном?

А может, он всегда такой и был.

Ещё у него привычка, вернее, не привычка, а особенность поведения. Он говорит об одном, а потом резко перескакивает на что-то другое, иногда прямо посреди фразы. На первый взгляд кажется, что это оттого, что Вырвиглаз шизик, но потом, когда задумаешься, понимаешь, что это он специально всё делает. Чтобы казаться оригинальным. И наверняка всё это выработано путём длительных упражнений».