Мертвец

Аня была высокая и грузная женщина лет пятидесяти. А может, и больше, никто не мог точно сказать, сколько ей, некоторые считали, что под восемьдесят, но благодаря дурости выглядит она гораздо моложе. Не знаю, когда она сошла с ума, может, так и родилась. Она была пуглива, издёргана, питалась чаем с чёрным хлебом и тянулась к культуре. Посещала все фильмы и концерты хора ветеранов. Только ничего не понимала. Если у неё спрашивали, про что было кино, она отвечала или что кино было хорошее, или что оно было про Анжелику. Маленькие дети с удовольствием кидали в неё камнями, дети постарше пугали мотоциклами, взрослым же было стыдно, что они в детстве кидались камнями и пугали мотоциклами.

Аня заприметила нас, сжалась и вдоль стенки быстро пробежала ко входу в зал. Исчезла.

– Я слышала, у неё дома восемь телевизоров, – сказала Катька.

– Восемь? – удивился Упырь.

– Или десять. Она их про запас покупает. Раньше с телевизорами было плохо, вот она их и стала покупать. Всю зарплату тратит на телевизоры и радио. А сама ест репу и хлеб, сахар и тот не покупает.

– Она одна живёт?

– Не знаю. Мужа у неё точно нет, и детей.

– С сестрой, – ответил я. – Сестра у неё нормальная, но слепая.

– У нас тут всё так, – усмехнулась Катька. – Или слепая, или дура. Или слепая дура. Весело живём. Говорят, что наш мэр как-то сказал, что в городской Думе заседают такие кретины, что если бы он ввёл в её состав своего любимого пса, то никто бы этого не заметил.

Упырь рассмеялся.

– Что тут смешного? – спросила Катька. – Это похоже на латиноамериканскую литературу. А когда жизнь становится похожа на латиноамериканскую литературу… Короче, это опасное сходство.

Катька была очень, очень начитанной девушкой, уже два раза это говорил. Наверное, поэтому она мне и нравилась.

– А чего смешного-то? – поинтересовался я. – Может, объясните?

– Тут шутка, – сказал Упырь. – Катя на Калигулу намекает.

– На кого? – Я никакую шутку не понял.

– На Калигулу, – пояснила Катька. – Гай Юлий Германик, по прозвищу Калигула, что означает Сапожок.

А мне не стыдно, я давно привык к собственной заскорузлости, она даже меня самого перестала напрягать.

– Это неправда, – сказал я. – Он не хочет собаку депутатом сделать, я точно знаю.

– Откуда ты знаешь? – сощурилась Катька.

– Знаю. Собака не может быть депутатом по состоянию здоровья – она больная совсем. И мэр, он её не в депутаты хочет, он ей мавзолей хочет воздвигнуть.

– Мавзолей? – поразился Упырь.

– Ага, – подтвердил я. – Маленький скромный такой двухэтажный мавзолей из гранита и чёрного мрамора. В память о друге. Собаку зовут Диоген.

– Я же говорю – Эквадор сплошной, – вздохнула Катька. – А ещё Европой хотим называться.

– Это тоже шутка, – сказал я.

– Я поняла. Но самое страшное в том, что сегодня шутка, а завтра не шутка. Такая специфика.

– Такое время, – и я хотел быть умным и многозначительным.

– У нас всегда время одинаковое. – Катьку было не переумничать. – Я вот вчера читала записки здешнего урядника – Чехов реально отдыхает! В тысяча девятьсот первом году здешний помещик Юткачев построил подземный ход от своего дома до реки и по этому подземному ходу ездил на карете, запряжённой собаками.

– Дохлыми? – спросил я.

– Почему дохлыми, живыми. Вообще этот Юткачев прибамбахами отличался ой какими! Сказал, что построит башню высотой в версту, чтобы было сам Санкт-Петербург видать. Расчистил место, нанял рабочих и стал строить. Ну, на башне он и кончился – все деньги вышли.

– У мэра полно денег, на мавзолей хватит, – сказал я. – К тому же, я думаю, он прав.

– Кто? – насторожилась Катя.

– Как кто, этот… Калигула. Насчёт своего коня. Конь был бы прекрасным депутатом… то есть сенатором. И Диоген тоже бы подошёл. К тому же от собаки одни плюсы – ей зарплаты платить не надо.

Упырь рассмеялся.

– Вот потому, что вы все такие нигилисты, мы так плохо и живём, – изрекла Катька.

– Кто-кто? – переспросил я. – Кто мы?

– Нигилисты. То есть пофигисты. Так что я даже не хочу с вами об этом разговаривать. Мы кино смотреть будем? Ещё немного, и у меня настроение испортится окончательно…

– Идём, – сказал я. – Время-время…

– А это что? – Упырь кивнул на игровые автоматы.

– Автоматы, – объяснил я. – Только они не работают, их на праздники включают. Включат на День города, наверное.

– Придём? – с надеждой спросил Упырь.

– Посмотрим.

Я потёк к кинозалу. Катька и Упырь шагали за мной. Цок-цок-цок, я оглянулся. Правда, каблуки. Катька была в туфлях, в строгом платье и вообще красивая. Наверное, у меня лицо изменилось, а сама Родионова поняла, что произведённый эффект велик, так подошла ко мне и взяла за руку.

А Упырь болтался за спиной.

Из дверей выглянула носастая Сарапульцева, увидела нас и улыбнулась гадко так. Сарапульцева похожа на свою фамилию, такая вся… ну, не знаю. Если бы случился мировой катаклизм, то среди выживших видов обязательно была бы Сарапульцева. При всём при этом она довольно крупная женщина, с объёмами, чем-то на Аню-дуру похожа и любит песни орать: во кузнице кузнецы, во кузнице кузнецы…

А ещё замуж хочет выйти. Очень. Но никто не берёт, боятся, что убьёт.