Я подпрыгнул, Катька подавилась семечками и закашлялись, Упырь сжался.
Ну да, куда без него? Пропустить он не мог.
– Обосрались, жабы! – счастливо захихикал Вырвиглаз.
– Урод ты, – Катька плюнула в Вырвиглаза, – зачем припёрся?
– Как это зачем?! Пятак здесь! Не, я уж оттопырюсь до посинения…
– Звук исчез, – сказал Упырь.
Звук действительно исчез. Сердце остановилось, инфаркт миокарда. И тут же заревели мотоциклы, и тут же вспыхнул свет, да так ярко, что я на минуту лишился всякого зрения. И заревело, и завизжало, загрохотало, точно взорвались одновременно двадцать вулканов. Звук был ничуть не слабее света, от одного этого звука зрение вполне могло расстроиться.
Через минуту аудиовизуальный шок стал помаленьку откатываться, и я кое-что стал различать.
Сцену. Сцена была пуста, то есть людей на ней никого, одна аппаратура. Причём дорогая, кажется. Видимо, дела у Пятака на самом деле шли хорошо. Над аппаратурой тоже был растянут гэдээровский флаг, уже большой.
Упырь. Он сидел сбоку, закрыв глаза.
Катька улыбалась и была явно довольна. И даже горда братом.
Вырвиглаз торчал справа.
Остальной народ стоял, придавленный звуком, затем звук оборвался, слышно было только мотоциклы.
– Давай! – закричали откуда-то из парка. – Пятак, сделай! Сделай!
– Сделай, жаба! – заорал и Вырвиглаз.
Но Пятак на сцене не объявился, вместо него на эстраду на мотоцикле вылетел Бо. Ванька Соболев, байкер и пьянь известная, каждый месяц его в отделение забирают, а потом выпускают – его пахан в пожарке обербрандмейстером рулит. Бо уже здорово качался верхней частью, но на мотоцикле сидел, как будённовец на Сивке, крепко. Он газанул, подкатил к микрофону, стянул его со стойки и сказал:
– Хай, ботва, гниёте помаленьку?
– Гниём!!! – с энтузиазмом ответили зрители.
– Сорок раз об стену вас!
– Пошёл вон! – крикнули ему в ответ.
– Да пошли вы сами!
Бо достал из кармана круглую флягу, свинтил крышку и отхлебнул изрядный глоток. После чего сказал:
– Я тут ваще по делу. Я тут для того, чтобы объявить…
– Ты грохнул своего папочку?
Все заржали.
– Да я его давно грохнул! – Бо тоже заржал. – Но я о другом сейчас…
– Неужели о мамочке? – не удержался Вырвиглаз.
Зрители уже загоготали.
– Если кто ещё тронет мою маму, – грозно сказал Бо, – то я ему все зубы переломаю! Так что заткнитесь лучше! А я пока скажу… Уроды! Возрадуйтесь и возликуйте! Сейчас будет работать…
На сцене появился Пятак. Пятак был здоровенным лохматым парнем в узких кожаных штанах, в драной джинсовой куртке, со зверским выражением на лице. Пятак подошёл к Бо, отобрал у него микрофон.
– Сейчас… будет… работать… – тихо пролаял Бо.
Пятак поглядел на Бо, махнул на него микрофоном:
– Бо, пошёл отсюда.
– Пошёл сам, урод, – счастливо сказал Бо, газанул своим примусом и слетел со сцены, чуть не задавив какую-то девчонку.
Пятак набрал воздуха и прорычал:
– Работает «Маркус Вольф»!!!
Толпа завыла и вскинула руки, Вырвиглаз вскочил на скамейку, Катька ловко толкнула его под коленки, и Вырвиглаз свалился на землю. Упырь открыл свои молочные зенки и вовсю смотрел на будущую легенду русского рока.
Появились остальные музыканты, четверо, Пятак взял гитару и заиграл. Раньше он на барабанах лабал, я говорил, теперь вот и гитару освоил. Это и понятно – какой рокер без гитары?
Сначала музыка была спокойная, почти классическая, что-то вроде фламенко. Но постепенно она набирала оборотов и злости. Это было уже не чистое гитарное соло, к Пятаку подключился бас, подключился ударник, подключились мрачные клавиши, будто вызванный музыкой появился ветер, причём не слабенький хилый ветерок, а настоящий ветрина. Он раскачивал верхушки сосен, срывал с них ещё не сорванные прошлогодние шишки, швырялся в публику. Зашевелились подвешенные к соснам фонари, тени стали перемешиваться со светом.
Народу как-то стало больше, казалось, что музыка вытягивает из леса странных косматых людей, похожих на леших. Некоторые лешие были мне знакомы, других я видел впервые, наверное, это были настоящие поклонники, приехавшие откуда-то. У многих на плечах болтались трёхцветные флаги, а из-под потёртых джинсовых курток смотрел сквозь чёрные очки мужчина с опасным лицом.
Вырвиглаз снова забрался на скамейку и теперь свистел и размахивал флагом – у него тоже оказался флаг.
Музыка сжималась в тугой пружинный комок, музыка распрямлялась, выбрасывая в разные стороны крючковатые железные щупальца, щупальца цепляли, зацепили и меня. Пятак вроде ничего и не пел, но как-то все вокруг втянулись внутрь пространства, очерченного ритмом, как-то стукнулись друг о друга лбами…
Не знаю, как это получилось, но через некоторое время я обнаружил себя орущим. И Катька, и Вырвиглаз, и Упырь, они тоже орали и подпрыгивали на скамейке. Катька стукала кулаками в круглую спину впередисидящего мужика, он, кажется, на маслозаводе работал, мужик иногда оглядывался, дышал пивом и безумно улыбался, ветер гнул сосны, фонари болтались.
Потом музыка обрезалась. Неожиданно и сразу, будто вырубили свет.