Мертвец

Сначала ничего не было видно, затем в синеве загорелась яркая белая точка, секунду точка висела, затем стремительно двинулась наискосок, все быстрее и быстрее распарывая небо на неравные половины.

Потом грохнуло ещё раз, сильнее, стёкла чуть не выскочили, а животина во всех окрестностях завыла уже хором.

Зенитная ракета. А может, и не зенитная.

В газете ещё три месяца назад писали про то, что скоро, буквально в ближайшем времени, в лесу возобновятся ракетные базы, что не стоит пугаться при громких звуках и колебаниях почвы – при стартах ракет это нормальное явление. Не стоит также заходить в лесу в запретные зоны, определённые знаками. А всем владельцам спутниковых навигаторов следует во избежание неприятностей с областным отделом ФСБ зарегистрировать приборы. В случае появления в городе или в окрестностях подозрительных лиц следует незамедлительно сообщать по контактным телефонам. Ну и так далее. Население должно с пониманием относиться, обороноспособность страны растёт, и не радоваться этому могут лишь лица с отсутствием патриотических корней…

И вот пуски возобновились.

Это было довольно странное зрелище. Чем-то это напоминало самолёт. Когда высоко идёт реактивный самолёт, за ним остаётся след. Реверсивный, кажется, так называется. У ракеты он был мутный и толстый, какой-то опасный с виду. Да и сама ракета была какой-то опасной – летела быстро, и непонятно, что она там в своей морде несёт, то ли стальные шарики, то ли уран-238.

Беспокойно она летела.

Тишина была разрушена, и я сразу испугался. Что сейчас на улице засвистят, что послышатся из прихожей скучные шаги или вломится нагло брат с похоронными планами. Я поспешил выскочить из койки, умылся быстро и, не позавтракав, свалил.

И никто мне не встретился. Ни Вырвиглаз, ни Упырь, что само по себе было необычно и являлось добрым предзнаменованием.

Я направлялся к Катьке.

Почему не пошёл вчера? Надо было дать Катьке время. Чтобы она успокоилась, остыла. Я знаю Катьку, она злиться начинает быстро и так же отходит быстро. Дня ей вполне хватило бы. Ну, конечно, надо было принести ей подарок, лучше всего шоколадку, шоколад – лучший друг девушек.

Я купил две – одну большую, другую маленькую. Так всегда стоит делать. Во всяком случае, по уверению Вырвиглаза. Сначала забрасываешь маленькую, затем большую. А вообще, не надо делать из извинения фейерверк, всё должно быть чинно и как бы невзначай. Пёр мимо, запнулся, заглянул, извинился. Даже не так, извиняться не надо, надо вести себя как ни в чём не бывало. Легко. Так и буду. Загляну в музей, скажу: «Как дела, Родионова?» Она, конечно, вспомнит про батор, а я скажу…

Интересно, что сказать? Как объяснить? Я стал вспоминать, что в подобных случаях говорят. Обычно говорят: «Это совсем не то, что ты подумала…» – но тогда всё мало чем хорошим заканчивается, надо придумать что-нибудь поинтереснее…

Что тут теперь придумаешь?

Разве что так вот. Сказать, что пошли не в батор, а в… Блин, у нас и пойти толком некуда. Сказать – на кладбище, так не поверит, что на кладбище ночью делать? Хотя один раз с Вырвиглазом мы на кладбище ходили. Вырвиглаз тогда рассказал, что у нас на кладбище стало появляться привидение какой-то бабы, и если этой бабе кинуть пресныш с яйцом, то она скажет, будешь ли ты богат или нет. А поскольку ему одному идти было страшно, он четыре дня долбал меня этим ночным кладбищем, до тех пор, пока я не согласился. Мы купили в «Кулинарии» два пирожка с рублеными яйцами и попёрли на кладбище, причём не на новое и благоустроенное, а на старое, заросшее строевым лесом. Это была неприятная и совсем не познавательная экскурсия. Никаких светящихся баб мы не увидели. Зато на нас напала небольшая стая на редкость агрессивных кладбищенских псов, и до утра нам пришлось спасаться на тополе.

Катьке можно сказать, что мы на самом деле собирались пойти на кладбище, искать одолень-траву, а чтобы никто не подумал, что мы психи, сказали, что пошли в батор. Это может сойти…

Я вдруг понял, что это никуда не годится. Катька далеко не дура, а значит, история про одолень-траву это лажа. Враньё лишь ухудшит мое положение. Поэтому лучше сказать правду. И повиниться. Сказать, что был неправ, ну и так далее… И что до батора я, разумеется, не добрался, а, устыдившись, вернулся менее чем с полдороги…

Придумать покаянную речь я так и не смог, решил, что разберусь на месте. Погляжу на Катьку и сразу придумаю, что сказать. Перед музеем я напрягся, захватил побольше воздуху – для психической устойчивости, напустил на лицо обыденности, да только всё это зря. В музее Катьки не было. Её краеведческие подружки сообщили мне, что кто-то там к Родионовым приехал, и она сегодня не работает. Я послал девицам воздушный поцелуй и направился к Катьке, на Кирпичный.