Мертвец

Если у бабушки ломается какая мелочь, она сама её чинит. Топор, плита или розетка, это всё было бабушке доступно. А забор – это не по бабушке – слишком много досок, занудная слишком штука. А мне терпимо. Я его быстренько починил и отправился в дом. Громко работал телевизор, в прихожей кипел самовар – бабушка совсем как в кино, уважала только самовары, – на столе теснилось варенье, ломаная шоколадка в сухарнице и дорогие орехи в гранёном стакане. Я не стал терять времени, серьёзно приступил к чаепитию, серьёзное чаепитие не терпит суеты.

Бабушка сидела в комнате и глядела передачу про какие-то наши былые победы. По экрану гоняли старые танки, развевался звёздно-полосатый флаг, ещё молодой бородатый мужик грозил кулаком мировому империализму – одним словом, какая-то скукотень, я стал пить чай, налегая главным образом на орехи.

Ещё в передаче участвовали старые дядьки в форме и без, рассуждали о холодной войне и тайных операциях. Я смотрел вполглаза, орехи и шоколадка были гораздо интереснее отставных джеймсов бондов. И вдруг бабушка увидела одного человека, который участвовал в этой самой передаче, и рассмеялась. Она смеялась и хлопала себя по коленкам, точно не серьёзная передача, а анекдоты рассказывали.

Я забыл про чай, подошёл к бабушке, спросил, чего тут смешного, но она вдруг принялась на меня кричать, а потом и вовсе выгнала.

Я об этом никому не сказал, но кое-какие выводы сделал. Но писать их тут не буду, так, на всякий случай.

Так что бабушка у меня, по всей видимости, непростая.

Я ей завидую немного. В шестьдесят лет обладать такой мощной энергией… У меня такой нет. Иногда мне кажется, что бабушка моложе меня. Ну, если не внешне, то внутренне, по настрою души. Она вообще старость презирает. Над старушками издевается. Встретит на улице и спрашивает: накопили ли денег на похороны?

Старушки пугаются.

Или начинает рассказывать про то, что правительство готовит специальный указ, по которому всех, кому стукнуло семьдесят, будут за ненадобностью вывозить на Землю Франца-Иосифа, а там они будут сами устраиваться, кто как может.

Старушки падают в обморок.

Я думаю, моя бабушка – выдающаяся личность. Более выдающаяся, чем Сенька. Не удивлюсь, что она умеет метать сапёрную лопатку и сворачивать шеи.

Наверное, поэтому она с нами и не живёт. Мы самые обыкновенные. Скучные».

– Твой отец – дурак, – сказала бабушка вместо приветствия.

– Здорово, ба, – ответил я.

– Здорово. – Бабушка прошла через комнату, уселась рядом со мной на койке.

Пощупала мне лоб.

– У тебя горячий лоб, ты не болен?

– Нет.

– А это что?

Бабушка схватила мою руку, принялась разглядывать. Затем показала мне свою ладонь.

– У тебя вся рука в мозолях, – сказала она. – Как у меня.

– И что? – спросил я в ответ.

– Твой отец – идиот и неудачник, – констатировала бабушка. – Я поражаюсь, как у меня получился такой…

Бабушка достала из сумки походную аптечку. Сейчас будет меня лечить. Но она не стала лечить, поглядела-поглядела и спрятала аптечку обратно.

– И так выздоровеешь, – сказала она. – В твоём возрасте люди как собаки – глупые и всё на них заживает. И ты заживёшь.

– Ага, – согласно кивнул я, – заживу.

Бабушка принялась разглядывать потолок. Ничего в потолке интересного не было, потолок как потолок, но я знал, что такое вот разглядывание всегда предваряет Большую Беседу. Это когда бабушка учит, как всё надо. Вообще бабушка заходит только по самым важным случаям. И если уж она зашла, то, значит, имеет намерение поговорить о чём-нибудь важном.

– Тебе надо отсюда уезжать, – сказала она.

Я угадал. В этот раз намечалась Беседа о Моём Будущем.

– Заканчивай школу и уезжай, – сказала бабушка. – Надо рвать корни, если будешь цепляться за корни, всю жизнь простоишь на одном месте. Посмотри на своего отца.

Бабушка указала пальцем в сторону большого дома.

– Кто твой отец? Никто. Инженер. А у него был талант…

Бабушка замолчала. Потом сказала:

– Он мог уехать, мог стать человеком… Но он никуда не уехал. Испугался. Хотя я его и отсылала. Знаешь, это такой город… Чуть зазеваешься и никогда отсюда не выберешься. Твой отец не выбрался, пошёл работать монтажником.

– Но сейчас он инженер… – возразил я. – Это нормально…

– Нормально… – с презрением сказала бабушка. – Нормально, это когда человек занимается своим делом, а он не занимается своим делом. Он трус.

Непедагогично. Так ругать родителей в присутствии детей. Но бабушке на педагогику чхать, у неё своя педагогика.

– Ну да бес с ним, он человек конченый, – поставила бабушка приговор. – Давай о тебе. Ты надумал что-нибудь? Куда поедешь?

Я не думал пока, куда поехать и кем стать. Поэтому я и не ответил.

– Ты не знаешь, – констатировала бабушка. – Это плохо. Но у тебя ещё есть время, есть время подумать. Подумай. И помни, что тот, кто сиднем сидит в своей норе – тот ничего в жизни не добивается. Ты хочешь быть похожим на своего отца?

Я не хотел. Я вспомнил отца на крыльце больницы, я не хотел быть на него похожим.

– С какой это радости ты вдруг рубишь ёлки? – спросила бабушка.

– Я кусты рублю, ёлки там не растут.