Мертвец

– Тесто резиновое, в грибах песок. У вас тут что, песчаный карьер?

– Мама… – попытался остановить бабушку отец.

– Не перебивай, – ледяным голосом сказала бабушка, и отец замолк.

Мы с Сенькой продолжали добивать свои пельмени, аппетит у отца и матери поубавился. Так им. С бабушкой лучше не вязаться.

– Когда тебя выпишут? – спросила бабушка отца.

– Не знаю, наверное, скоро…

– Наверное?

– Наверное… Доктор сказал, что надо провести анализы…

– А тебе не кажется, что анализы надо было раньше проводить? Какие анализы?!

Бабушка с силой размазала пельмень по тарелке – чвак!

– Мне надо на томографию в Москву ехать…

– Тебе не поможет томография, – ухмыльнулась бабушка. – Не поможет…

Она отодвинула тарелку.

– Я тебе сколько раз говорила – чтобы не посылали ребят на работу! – сказала бабушка голосом старой учительницы.

Родители дружно поглядели на меня. Я как ни в чём не бывало разбирался с рыбным пельменем.

– Мы что, мало в своё время вкалывали?! – Бабушка прищурилась. – Мы зачем пахали? Чтобы теперь дети на службу ходили?!

Бабушка пёрла, как крейсер, мне самому даже страшно стало, показалось, что вот-вот бабушка выхватит из-под стола чёрный революционный маузер и скажет: «Ну что, Козьма, пшеничку-то прятал?» Хотя маузеры это, кажется, до неё ещё было, во времена прабабушки обожали к стенке ставить.

– Ты – взрослый мужчина – не можешь обеспечить свою семью! Ты как воспитываешь своих детей?

– Мы нормально их воспитываем! – сказали мать и отец вместе.

– Кем они у тебя вырастут? Кем? Лесорубами? Могильщиками? Тряпка.

Отец молчал.

– Тряпка. И всегда был тряпкой. И бабу себе выбрал… такую…

– Ты мужчина или говно? – не выдержала мать.

– Это у тебя, милочка, надо спросить, – тут же нашлась бабушка.

Мать брякнула вилку о тарелку и вышла. Отец тоже вскочил.

– Беги за ней! Давай! – усмехнулась бабка.

Отец обречённо сел обратно.

– Я же говорю, тряпка… – Бабушка закурила и вспомнила о нас. – А вы что тут сидите?! А ну брысь!

Мы с Сенькой не заставили себя ждать, побросали вилки и сдёрнули, отошли к колодцу, чтобы вопли были не слышны, сели на скамейку.

– Между прочим, бабка всё тебе завещала, – сказал он.

– Что всё?

– Хибару свою, – заржал Сенька. – И хибару, и огород. Так что ты теперь король недвижимости, как говорят по телику, фазендейро.

– Сенька, – сказал я, – тебе телевизор надо смотреть меньше. Глазами ты уже окосел, теперь ещё башкой окосеешь.

Сенька подумал, затем сказал:

– Холуй.

Мы подрались.

Глава 18 Гарантированное взаимное уничтожение

Я насчитал восемь. Восемь разновидностей.

Клубничное, шоколадное, дынное, вишнёвое, апельсиновое, крем-брюле, фисташковое. И восьмой сорт – особый, с печеньем, нарезанным маленькими кубиками, с зелёным изюмом и ещё каким-то незнакомым фруктом, ни на что не похожим, а название так я не запомнил.

Вкусное мороженое.

И отдельный для него холодильник, между прочим. Зеркального цвета, посмотришь, а там кривая рожа, будто пылью подавился.

– А можно его ещё так делать. – Упырь достал из холодильника две бутылки, одну оранжевую, другую шоколадного цвета.

В шоколадной оказался, конечно же, шоколадный сироп. Густой, почти чёрный. Упырь соорудил из крем-брюле изрядную пирамиду и залил сверху этим сиропом.

– А оранжевый сюда не подходит, – сказал он. – А к твоему подходит, попробуй.

Я взял холодную бутылку апельсинового цвета. На ней было что-то написано по-английски, но читать я не стал, свинтил колпачок и залил неизвестное мороженое с неизвестными фруктами неизвестным сиропом.

– Надо немного подождать, – посоветовал Упырь, – тогда вкуснее будет.

Я подождал минуту, потом принялся разбираться с этим оранжевым чудом. Оранжевый сироп оказался не апельсиновым, как я думал, а тоже непонятным, словно газированным. Язык щипало, а во рту взрывались пузырьки, было необычно, я не заметил, как съел почти всё.

– «Герцог Вильгельм» называется, – сказал Упырь. – Вкусно ведь?

Я покивал.

– Ешь ещё. – Упырь подвинул по столу банку с клубничным.

– Горло заболит, – ответил я.

– А есть такие таблетки специальные…

– Мне таблетками нельзя лечиться, – сказал я.

– Почему? – удивился Упырь.

Я хотел сначала соврать, что печень больная, но потом подумал, что Упырь начнёт советовать от печени какие-нибудь капсулы, Омегу-3 или ещё чего из обширных запасов своего папаши. Болюсы. Поэтому я просто промолчал.

– А можно пиццу разогреть… – неуверенно предложил Упырь.

Есть не хотелось. Жаль, что Вырвиглаза нет, он бы всё смолотил. И мороженое, и пиццу, и орехи, и финики, и страусиный стейк в мерзлотном состоянии.

Я поднялся из-за стола и удалился из кухни. Упырь там ещё чем-то гремел, наверное, вкусноту в холодильник прятал, а я прошёл в холл и бухнулся на диван. С размаху, чтобы в диване внутри что-нибудь хрустнуло и отвалилось. Но в нём ничего не хрустнуло, диван был крепкий. Вон Родионовы купили диван по кредиту, года не прошло – из спинки стали скобы выскакивать. А упырский диван был могучий. Новый, но сделан как старый. На века.