Гай переводил взгляд с человека на человека, как это делал ворон, и молчаливо наблюдал. Очки придавали лицу вид особенной внимательности. Сначала он не видел ничего необычного: простая суета. Комбат Шихов сидел со связанными сзади руками на скамейке для пленных, которую отодвинули дальше к самому окну. Подле него лежало два трупа. По левую руку от Гая за круглым буфетным столом, заняв позицию напротив пленного, расположился казак, он разложил на столе оружие и проверял его: примкнул к винтовке штык, проверил наличие патронов в магазинах, опробовал плавность хождения затворов. Отец Михаил сидел, болтая ногами, на скамейке возле котельной, в которой копошились Братухин со смотрителем. Братухин разглядывал, как просохла одежда, а Степан Тимофеевич подкинул немного дров. Молчаливая жена смотрителя ушла в свои покои. Блуждая по залу, взгляд Гая зацепился за дальние столы. Помимо патефона на них стоял осушенный Тихоном стакан и медицинские склянки, а так же кружка, куда Тихон набирал воду.
Лицо Гая стало хмурым, брови сами собой сдвинулись. Он направился к столу, заглянул в стакан, открыл медицинскую склянку с остатками спирта, понюхал её и, закрыв, поставил обратно. Хмыкнув, он вернулся и встал над телом Крутихина. Неживое лицо через полузакрытые веки глядело в потолок мутными глазами, рот комиссара был полуоткрыт. Гай, сам не зная зачем, уставился на потолок, туда, куда смотрел взгляд мертвеца, затем резко что-то вспомнив, вновь уставился на полузакрытые глаза Крутихина.
— Что он говорил о глазах? — спросил Гай комбата Шихова. — Что было с его зрением?
— Что? — отрываясь от тревожных мрачных мыслей, переспросил Шихов.
— Ответьте мне, — как можно более учтиво обратился Егор Гай, — что было с глазами комиссара? Почему он умер?
— Не знаю, никогда не жаловался, мне почём знать, — подавленным басом прохрипел Шихов.
Гай стремительно подошёл к казаку.
— От чего умер комиссар?
— А чёрт его знает, пил много.
Он направился дальше.
— Александр Григорьевич, — обратился он к Братухину, рассматривающему свою шинель, — от чего умер комиссар Крутихин?
— Откуда мне знать? Сдох, да и славно.
— А вам не показалось это странным? Всё было хорошо, а потом — «бамц», и нет человека.
— Нашим лучше, кабы не сдох, хрен бы мы их одолели.
— Это так, но вы не находите это странным? От чего он умер?
— Приступ какой-нибудь. Что ты ко мне пристаёшь, я тебе кто? Врач?
Гай отошёл. Теперь он одно знал точно — никто не знает, от чего умер комиссар. Но вдруг новая догадка родилась в его голове, и он опять направился к казаку.
— Фёдор, как ты сказал, от чего умер комиссар Крутихин?
— Что? — недовольно произнёс казак, уставившись на него своими чёрным глазами.
— Из-за чего умер этот человек? — он показал рукой на труп Тихона.
— Мне почём знать, пил много, вот и умер.
— Вот именно! — возликовал Гай, глаза его блестели. — Но от спирта или водки не умирают, ведь так?
— Ещё как умирают, был у нас один казак в станице, так он за раз литра полтора выхлебал, потом блевотиной своей и захлебнулся.
— А сколько выпил комиссар?
— Пол-литра, наверное, не больше, — не обращая внимания на Гая и продолжая обтирать тряпкой оружие, ответил казак.
— Значит, не так уж и много.
— Да как не много! Видел, как его качало, да как он за башку держался.
— А что было в этих банках? — Егор громко произнёс на весь зал так, что его речь отозвалась эхом.
— Знамо дело, спирт, — равнодушно ответил казак.
Гай направился к столу и, взяв в руку склянку с остатками спирта, посмотрел её на свет.
Вернувшийся из своих покоев станционный смотритель в это время собирал грампластинки. Заметив интерес Гая к склянкам, он даже опустился на стул.
— Что вы говорили, молодой человек? — вдруг спросил Гая отец Михаил.
— Мне кажется, — важно произнёс Гай, — что в этих банках не спирт, и комиссар умер, отравившись этим пойлом!
Довольный собой, почти торжественно произнёс Гай. Все взоры обратились на него.
— Ну отравился и отравился, — пробубнил про себя Братухин. Ему было всё равно.
— Подождите, — испуганно вставил отец Михаил, — из этой самой банки станционный смотритель подливал мне спирта в чай!
Гай и отец Михаил устремили свои взоры на станционного смотрителя. Тот выглядел как-то подозрительно растерянно. Руки его волновались, пальцы заиграли нервную дрожь на столе.
— Что было в банке? — Гай прямо спросил станционного смотрителя.
— Да ничего, спирт, — растерянно ответил тот.
— Ну вот, спирт, — подтвердил Братухин, совсем не глядя на смотрителя. Офицер складывал свою шинель.
— Подождите, — возмутился отец Михаил, — как это спирт? А от чего умер этот мерзавец Тихон?
Смотритель молчал под пристальными взглядами, его руку на столе затрясло мелкой дрожью.
— Вы что-то темните, смотритель, — обратился к нему Гай. — Если это безопасно, не будете ли вы так любезны выпить оставшееся?
Он поднял вверх банку и тряхнул, чтобы оставшаяся жидкость заколыхалась внутри.
— Нет, — хрипло от кома в горле ответил Степан Тимофеевич.
— Но вы ведь считаете, что это безопасно? — едко заметил Гай.
Глаза смотрителя бегали по сторонам, руки тряслись.
— Я… я…