Мертвецам не дожить до рассвета. Герметичный детектив [СИ]

И вот однажды, когда мне было девять лет, мы убежали с братом кататься на лодке на озеро. Оно было возле нашей дачи. Мы катались по озеру, ловили водомерок, и как-то у нас завязалась очередная ссора. В порыве гнева я стукнул его со всей силы веслом по виску, и мой брат упал с лодки в воду. Мне было наплевать на него, ведь я был обижен, но когда он не всплыл через минуту, потом две и более, я в ужасе понял, что натворил. Я стал братоубийцей в девять лет!

Я боялся сказать правду родителям, я боялся, что меня самого убьют. И этот грех стал моей тайной. Добравшись до берега, я сказал родителям, что мой брат выпал из лодки у меня на глазах, и когда выловили труп, все решили, что он ударился о какую-нибудь корягу. Тайну смерти брата я хранил всю свою жизнь, всегда ощущая за собой след этого греха. Я не хотел убивать брата, но я его ненавидел и как будто тем самым накликал на него смерть. Один порыв, миг ненависти — и тягчайший грех отметил всю мою жизнь. Я так и не обрёл беззаветной любви родителей. Конечно, после смерти брата они стали любить меня сильнее и уделять мне больше заботы, но уже я, преследуемый преступной тайной, не мог принимать их любовь. Мои родители до сих пор не знают настоящую причину смерти их старшего сына, а я не знаю, решусь ли когда-нибудь поведать им истину.

Гай закончил, и его слушатели не произнесли ни слова. Высказанные вслух пороки как будто летали в воздухе, давя присутствующих своим тяжким бременем.

— Я поведал эту историю, — продолжил Гай, — лишь для того, чтобы всем нам было проще разобраться в происходящем здесь. Мы не знаем истории покоящихся в оранжерее людей, и узнать нам их вряд ли удастся, но историю красноармейца-дезертира мы слышали, мы знаем историю убиенной старушки, покойного Тихона, слышали об офицере Братухине, обо мне, и о поступке комбата Шихова, о хозяевах вокзала и говорить нечего, но мы не знаем вашей истории, — он обратил свой взор на машиниста Колю.

— Моей? — удивился Коля.

— Да, вашей, я уверен, у вас тоже должна быть история, — он подошёл ближе к машинисту. — Признайтесь себе и окружающим, и вам станет легче. Расскажите о своих грехах.

Глаза Гая смотрели заботливо и ласково. Неземная возвышенность читалась в его взоре.

— Но мне нечего рассказывать, — нога машиниста нервно затряслась.

— Поймите, — продолжал убеждать Гай, добродушно глядя в глаза машиниста, — мы все собраны здесь не случайно, само провидение собрало нас здесь, и возможно никто из нас не выберется отсюда живым. Самое время вспомнить и рассказать о своих грехах, дабы хоть на йоту очистить свою душу.

— Но почему вы решили, что мы все умрём?

— Очередной бред, — громко и недовольно произнёс за спиной Гая офицер Братухин и добавил командным голосом: — Солдат, кончай нести чушь!

— Освободитесь от своих грехов, откройте свою душу, — продолжал Гай, присев к машинисту. — Разве вы не видите, что это особенная ночь?

Солдат внезапно поднялся, подошёл к столу и, взяв, окровавленный нож, разрезал путы за спиной машиниста.

— Что ты делаешь? — вскричал Братухин.

Не обращая внимания на своего командира, Гай торопливо продолжал:

— Пусть это поможет вам освободить свою душу, ощутить себя свободным от тяжкого бремени.

Гай остановил рукой пышущего пламенем Братухина. Лицо командира раскраснелось, а глаза налились огнём.

— Да, я росскажу, — поддавшись энергии Гая, окая, вымолвил машинист, и внезапный гнев Братухина сразу поутих.

ИСПОВЕДЬ МАШИНИСТА НИКОЛАЯ