Мертвецы тоже люди

– Хватит прикидываться целкой! – грубо перебила Эвка. – Ты и сама оборотень! На твоём месте, если ты и впрямь так любишь Инкуба, как мечтаешь о нём в своих грёзах, я бы попрощалась с парнем по-людски. Кто знает, когда снова свидитесь. Подари ему поцелуй на прощание! Не убудет от тебя, лягушка!

Эвка рассмеялась, как ведьма:

– Ну ладно, мне пора! – И, махнув на прощание рукой, побежала по дорожке к воротам.

* * *

Василиса некоторое время стояла неподвижно у двери хижины и смотрела на усадьбу. Ей показалось, что там вдалеке на мраморном крыльце она видит Инкуба. Василиса глухо вскрикнула и бросилась к дому.

«Инкуб, должно быть, пошёл к профессору Этернелю!»

Пролетев вихрем по аллее, Василиса выбежала к курдонёру.

Инкуб всё ещё разговаривал с Чуром. Тот поклонился, и Василиса услышала почтительное:

«Мой бард…»

Афоня открывает перед Инкубом дверь:

«Мой бард…»

Василиса надеялась, что Инкуб обернётся, посмотрит на неё, но он не посмотрел, не замедлил шаг.

Дверь захлопнулась.

«Кънязь любитъ тя, зело-де любитъ…»

Василиса побежала к крыльцу и удивлённо огляделась – на площади перед дворцом войска не было. Она прекрасно помнила, как перед путешествием в Старый Капев накануне перед дворцом разместился лагерь.

За час до похода на курдонёре в боевом порядке выстраивались шеренги солдат. Тогда, как и сегодня, лил дождь. Капли воды гулко стучали по шеломам и кольчугам, скатываясь с пик и с наплечных щитков. В лужах, как в кастрюле с супом, бурлили пузыри.

Она ещё раз огляделась. На курданёре ни души – вероятно, войско уже ушло час или два назад. Неужели Инкуб поскачет в Старый Капев один?

Чур, стоявший на нижней ступени, удивлённо уставился на неё:

– Что за вид, девица? Ты краснее свёклы! За тобой кто-то гнался?

– Нет, всё в порядке! Просто я очень спешу!

Василиса взлетела на третий этаж в прихожую и остановилась в первой из анфилад. Инкуб шёл впереди по соседней, беседуя о чём-то с Афанасием. Он протянул мызнику маленькую перламутровую шкатулку:

– Отдашь ей через три года. Здесь всего один лепесток розы. Загадаешь, чтобы всё вспомнила.

– Я всё сделаю, мой бард, – ответил Афоня и спрятал шкатулочку в карман брючей.

Василиса хотела крикнуть, но голос отказывался подчиняться ей.

– Инкуб! – прошептала она еле слышно.

Но он услышал и обернулся. Глаза их встретились.

Инкуб налетел вихрем, жадно сжимая в объятиях.

«Наречённая моя… жена… светлая кънягиня… алость нежная… ладо желанная!»

– Я буду ждати тя, кънязь!

Она обняла его голову, лаская волосы, осыпая лицо поцелуями.

«Желанный мой… сокол ясный!»

Инкуб перехватил, поймал её губы. Рот накрыла горячая волна. Князь прикусил губу, заставив разомкнуться девичьи уста, и поцелуй охватил дёсны и язык.

Сладостная пелена околдовала обоих, ноги оцепенели.

Инкуб, оставляя пламенные поцелуи на шее, плечах, горячей груди, опустился на колени, задыхаясь, зарываясь лицом в складки её платья. Он впивался губами в бёдра, ненасытно покрывая их поцелуями, вызывая у Василисы утробные, жадные стоны.

Афоня, наблюдавший жаркое прощание, громко откашлялся:

– Эй, ребята… остановитесь! Вам нельзя здесь это делать!

Но влюблённые не слушали его. Кружевная ткань затрещала в руке Инкуба. Он стонал, как зверь, совсем не владея собой, потеряв голову от ласок возлюбленной, подхватил её на руки и понёс в боковые покои анфилады…

Афоня снял с пояса охотничий рожок и громко протрубил.

– Остановись, мой бард!

Василиса вздрогнула от неожиданности, отпрянула, в смятении прикрылась руками. Инкуб отпустил Василису, тяжело дыша, отступил на шаг.

– Что же ты делаешь, мой бард, – процедил сквозь зубы Афоня, – совсем обезумел? Вот, возьмите, – Афоня протянул Василисе платок, показывая на подбородок, – вам обоим надо остыть и привести себя в порядок. Вы оба так горите, хоть прикуривай… Я там… в коридоре подожду.

Инкуб вздохнул, восстанавливая дыхание, и одёрнул коту, пригладил пятернёй разметавшиеся волосы.

– Прости, царевна… я должен идти, ладо.

Василиса бросилась ему на шею.

Он снял её руки и отступил на шаг.

«Не гапи, не гапи… ладо моя, краса ненаглядная… ладушка, алость ненаглядная… Аще ли ни то говориши, то прости мя, кънягиня моя… Азмъ воротиша к тебе».

– Дождитесь меня, княгиня Василиса Михайловна… Дождётесь ли? – Инкуб низко, в пояс поклонился.

– Дождусь… князь Иван Андреевич… – она поклонилась в ответ и хотела сказать, что всё знает о Соботе.

Она не успела договорить. В противоположном конце анфилад раздался зычный голос Этернеля:

– Афоня! Это ты шумишь?

– Я, государь, – ответил мызник.

– Найди мне Инкуба и Василису.

– Я здесь, государь, и Василиса Михайловна здесь, – ответил Инкуб, выходя на свет из тени боковых покоев.

Профессор Этернель стоял в дверях кабинета: