Мертвецы живут в раю

Далее следуют все остальные, которых я узнал позже. Тьма сорванцов, примечательных лишь тем, что они родились в Марселе. Но были арабы. Или черные, цыгане, выходцы с Коморских островов. Лицеисты всех классов, временно работающие, безработные, те, кто действует обществу на нервы, спортсмены. Их юношеский возраст был словно ходьба по натянутому канату. С той разницей, что они имели все шансы на то, чтобы сорваться. Куда? Это уже была лотерея. Никто этого не знал. Стать уголовником, хулиганом, наркоманом. Рано или поздно они это узнают. Хотя для меня это всегда оказывалось слишком рано, для них — слишком поздно. Пока они попадались из-за пустяков. Проезд без билета в автобусе, драка при выходе из коллежа, мелкая кража в супермаркете.

Об этом они судачили на радиостанции «Галера», гнусное радио, что занимается «промывкой мозгов». Местное болтливое радио, которое я регулярно слушаю в машине. Я ждал конца передачи, открыв дверцу.

— Наши предки, они же, черт возьми, больше не могут нам помогать. К примеру, возьми меня. Мне скоро восемнадцать годов, ну да. Так вот, в пятницу вечером мне надо пятьдесят или сто монет. Нормально, да? А в моей семье нас пятеро. И где, скажи, предок возьмет пять сотен монет, как по-твоему? Поэтому, как ни крути, я не о себе говорю, но… молодой, он должен будет…

— Чистить карманы! Так!

— Не мели чепуху!

— Конечно! А тип, у которого увели его денежки, сразу смекает, что украл араб. Ну да, из-за одной-единственной кражи, он становится сторонником Национального фронта!

— Даже если он и не расист!

— Украсть мог, ну, не знаю, португалец, француз, цыган.

— Или швейцарец! Бред! Воры есть везде…

— Но, надо признать, в Марселе чаще не везет арабу, а не швейцарцу.

За то время, что я занимаюсь своим сектором, я задержал нескольких настоящих преступников, немало наркоторговцев и налетчиков. Задержания с поличным, гонки преследования в кварталах или по окрестным дорогам. Направление Бометт — главная марсельская тюрьма. Я делал это без жалости, хотя и без ненависти. Но всегда с сомнением. Тюрьма в восемнадцать лет ломает жизнь любому парню. Когда мы с Маню и Уго были налетчиками, мы даже не задумывались о возможных осложнениях. Мы знали правило. Ты играешь. Если выигрываешь, тем лучше. Если проигрываешь, тем хуже. Иначе надо дома сидеть.

Правило оставалось неизменным. Но опасности увеличились во сто крат и тюрьмы переполняли несовершеннолетние. Шестеро на одного взрослого, эти цифры я знал. Цифры, от которых мне становилось не по себе.

Десяток мальчишек гонялись друг за другом, швыряясь камнями величиной с кулак. «В это время они не делают глупостей», — говорила мне одна из их матерей. «Глупости» — это когда приходилось вызывать полицию. Это все было лишь юношеским вариантом «ОК Corral». Перед 12-м корпусом о чем-то болтали шесть арабов двенадцати-семнадцати лет. В полутораметровой тени, которую давало здание. Они видели, что я иду к ним, особенно старший из них — Рашид. Он начал покачивать головой и тяжело дышать, уверенный в том, что само мое появление уже означает начало крупных неприятностей. Я не собирался его разочаровывать и спросил, не обращаясь ни к кому:

— Ну что, занимаетесь на свежем воздухе?

— Да нет! Сегодня, месье, учительский день. Они там одни учатся, — ответил самый младший.

— Угу. Проверяют, такие ли они умники, чтоб забивать нам башку всякой мутью, — поддержал его другой.

— Отлично. А у вас тут, я полагаю, практические занятия.

— Почему! Да нет! Мы ничего плохого не делаем! — не сдержался Рашид.

Для него учение закончилось давно. Рашида из профтехучилища выгнали. За то, что он угрожал преподавателю, обозвавшему его дебилом. Однако он славный малый. Он надеялся получить профессию, как многие в этих кварталах. Будущее здесь заключалось в том, чтобы ждать чего-либо, неважно чего. И это было лучше, чем не ждать вообще ничего.

— Я ничего не говорю, я пришел вас проведать. (Рашид был в тренировочном костюме общества «Олимпик де Марсель», синим с белым. Я пощупал ткань.) Новехонький, скажи-ка.

— И что! Я за него заплатил. Это моя мать…

Я обхватил его рукой за плечи и повлек прочь от группы. Его дружки смотрели на меня так, будто я только что нарушил закон. Готовые поднять хай.

— Послушай, Рашид, я иду в корпус 7, вон тот. Ты видишь? На шестой этаж, к Мулуду, Мулуду Лаарби. Ты его знаешь?

— Угу. Ну и что?

— Я там пробуду, ну, может быть, час.

— А я-то тут при чем?

Я заставил его сделать еще несколько шагов в сторону моей машины.

— Вот моя тачка. Ты мне скажешь, что это не бог весть что. Согласен. Но мне она дорога и мне не хочется, чтобы ее испортили. Чтобы ни одной царапины не было. Поэтому ты за ней присмотришь. А если тебе захочется пописать, договоришься с твоими дружками. О'кей?

— Но я не сторож, месье.

— Ничего, учись. Может быть, тебе придется занять это место. — Я чуть сильнее сжал ему плечо. — Ни единой царапины, понял, Рашид, иначе…

— Что! Я ничего не сделал. Вам не в чем меня обвинить.