Мёртвое

Джейкоб пошел за ней – в ту сберегающую тьму, где, возможно, действительно умер десять лет назад, – и дверцы захлопнулись за его спиной.

Глава 23

Офелия плавала.

Проплывая через пруд и стараясь не задеть густые водоросли или гниющие ветки, торчащие на отмели, она сделала петлю и погрузилась в томный сон. На спине, снова под луной после стольких лет, снова вдыхая мир. Она встряхнула волосами, нырнула, с силой погружая свое тело в воду, и вмиг добралась до противоположного берега.

Она встала и шагнула в густую траву. Сонм теней двигался в лесу, меняя положение, и она влилась в него и зашагала среди друзей. Музы скакали в ночи, занимались любовью друг с другом, нежно шептались – как и встарь, как и будет всегда. Но у мужчин отросли длинные и спутанные бороды, их руки были в шрамах от драк, а идеальная гладь женской кожи была оцарапана – они слишком часто предавались страсти на голых острых камнях.

– Счастливы ли вы? – спросила она.

Ответ был ей недоступен. Офелия верила, что они должны быть счастливы, что сама она – должна, хотя и не могла вспомнить почему. Она расчесывала их спутанные волосы, мимолетно касалась ногтями мускулистых плеч и упругих грудей, целовала тех, кто плакал. Музы приложили свои уши к ее животу и прислушались к ребенку, ропщущему в ее чреве. Они все осознавали, насколько по-другому звучали песни тьмы в этот вечер. Дождь играл для них совершенно новую музыку.

Симфонию, воспевающую кровь и любовь.

Все они собрались близ Офелии, кроме разведчицы, что шастала по крыше дома, – ее звали Дрозд, и, застыв на самом краю одного из фронтонов на полусогнутых коленях, она была поистине прекрасна. Ели благоволили ей, и женщина-птица, медленно расправляя и складывая крылья, заклинала ветра служить ей ушами и глазами. В ее лице перемешались причудливым образом многие фамильные черты – что-то от Рейчел в скулах, точно такие же длинные ресницы, как были у Джозефа. Из-под корней тем временем выполз Опоссум – тот, которым Рейчел всегда особенно гордилась. У него были пустые глаза, двумерные и черные, точно сланец.

Лежа на земле, Офелия позволила всем и каждому припасть к ее животу. Дождь все хлестал по коже, чешуе, меху.

Не раздумывая о последствиях, Кэти прыгнула к шкафу вслед за Джейкобом. Одна из створок сильно ударила ее по плечу и отбросила. Вскрикнув, она отпрянула, споткнулась об изножье кровати и соскользнула на пол.

Странный звук вырвался из горла Лизы, словно у нее там клокотал яд.

– Ну и хрень творится, – пробормотала она.

– Вот же сучка, – прошипела Кэти в адрес болезненно выглядевшей мертвой девочки. Столь много от нее самой читалось в этом лице – те же потеря и напряженность, готовность обременять других своим горем. Рванувшись вперед, Кэти схватилась за ручку шкафа и со всей силы ударила ногой в дверь.

– Ты их слышишь там? – спросила Лиза.

– Нет.

– Они ушли. Хана твоей диссертации.

От нахлынувшего вдруг острого чувства вины Кэти едва устояла на ногах. Она сама пришла сюда, надоумила прийти сюда Лизу. И даже если путь был проложен для нее много лет назад, она никогда ничего не предпринимала, чтобы сойти с него.

– Прости меня, если сможешь, Лиза. Зачем я тебя только впутала…

– Ничего. Я и сама дала маху. Ты не виновата.

Призраки были с ними долгое время – если вас преследовал один, вы знали их всех. Тим все еще был здесь, в комнате; пыль клубилась вокруг него, точно кокаин. Присутствие этого мертвеца заставляло зудеть старые царапины и рубцы, давно уж сошедшие синяки и следы от укусов налились новым цветом. В тихом омуте, полном чертей, иначе и не могло быть.

А тут еще и инвалидное кресло Джозефа врезалось в дверь спальни.

Летнее солнцестояние в самом разгаре, ведьмы слетаются на шабаш, и Бет смотрит на него. Над полями торчат пугала, набитые сеном, мертвецы стонут. Мед стекает на голую кожу.

В желтом платье, с каштановыми волосами, зачесанными набок и перевязанными красным бантом, Бет выглядит еще красивее, чем раньше, если только такое возможно: не такая хрупкая, но ее лицо все еще слишком бледное. Мертвенная белизна подчеркивает темные круги под ее глазами.

Помраченный, Джейкоб не мог отвести взгляд. Аура любви, верности, преданности, исходящая от нее, была столь мощна, что ему больше не хотелось искать выход отсюда. Он придвинулся ближе к ней, но не слишком близко – не зная, где именно они были или когда, или как далеко остался дом. Расстояния на Стоунтроу не имели значения, особенно в недрах дома. Он придвинулся – возможно, к стене чулана, возможно, лишь глубже внутрь себя, но вскоре руки Бет сомкнулись на нем.

– Ты не хочешь быть здесь, – упрекнула она, глубоко разя его горьким тоном голоса.

– И все же я здесь.

– Ты сказал, что вернешься ко мне.

– И я вернулся.