Мертвое море

Кук по природе был довольно тихим человеком, не очень разговорчивым. Он попытался вытянуть из Крайчека хоть что-нибудь касательно поисков безумца, но потерпел неудачу. Крайчек сильно занервничал, когда Кук поднял эту тему.

«Почему бы это?» — подумал Кук.

Крайчек сказал лишь: «Забавные вещи творятся в этом тумане». И по тону его голоса было понятно, что он намекал не на клоунов с пляшущими медведями.

В голове Кука сразу всплыли истории, ходившие среди матросов, о Треугольнике Дьявола и о том, что на Стокса что-то напало, перед тем как он сошел ума. И еще он вспомнил, как один из помощников кока рассказывал, что поисковая команда столкнулась в тумане с чем-то странным и жутким.

Куку все это не нравилось.

Среди находящегося в лодке оборудования были сигнальные устройства и огни, ручной радиомаяк и даже портативный УКВ-радиоприемник. Кук посылал сигналы бедствия и взывал по радио о помощи уже, как ему казалось, несколько часов, но пока приемник не выдавал ничего, кроме статического шума.

Этот самый шум беспокоил Кука больше всего, потому что иногда он звучал так, словно в нем скрывалось какое-то странное, далекое жужжание, накатывающее короткими, нерегулярными волнами. Казалось, оно усиливалось и снова затихало, прежде чем его уши могли различить его среди фоновых шумов. Но оно точно там было.

Может, это была игра воображения, хотя Кук с этим поспорил бы. В те моменты, когда он слышал шум, в нем зарождалось беспокойство, потому что звук не казался случайным. И это должен был быть хороший знак, но по какой-то причине Кук так не думал.

«Что? — спрашивал он себя. — Что в нем тебя так беспокоит? То, что ты слышишь, может быть всего лишь мертвым шумом, атмосферными помехами, а может, вас ищет береговая охрана. Разве это не хорошо?»

Он не был уверен, потому что все казалось необычным: от тумана до вязкого, неподвижного моря. И он не сомневался, что если и было в этом жужжании что-то разумное, то отнюдь не доброжелательное по своей природе.

Это были мысли параноика, но что-то в тумане вдохновляло на столь абсурдные предположения. Жужжащие импульсы или сообщения появились вскоре после того, как Кук послал голосовой сигнал. Возможно, это совершенно ничего не значило, но что, если кто-то перехватил сигналы и теперь искал их отправителя?

Именно это и беспокоило Кука, но он не смел признаться в этом даже себе, поскольку не мог прогнать другую, главную мысль: что бы ни появилось из тумана, оно не принесет с собой ничего хорошего.

Повозившись с радио, Крайчек тоже услышал эти звуки. Вытащив из уха наушник, он сказал:

— Какой странный, мать его, звук. Ты слышал? Какое-то жужжание, как будто с нами хочет связаться саранча.

Именно эта мысль мучила Кука: звук походил на жужжание саранчи. Словно некое жуткое насекомое пыталось установить с ними контакт.

Конечно, если кто-то — или что-то — пытался найти их, ему нужно было лишь следовать за аварийными радиосигналами, автоматически посылаемыми шлюпкой.

«Прекрати, — сказал себе Кук. — Прекрати немедленно.»

Он знал, что нервозность и истерика были не в его характере, и это заставляло его еще больше беспокоиться по поводу мрачных предчувствий. Но Кук не должен был терять присутствие духа: он видел, что Крайчек находится на грани. Достаточно было одного маленького толчка.

Еще Кук думал о других. Спасся ли кто-нибудь из членов экипажа или из строительной команды? Он не хотел верить, что море могло забрать Сакса, что такой человек просто взял и утонул. Он мог умереть от пули или ножа, но только не такой прозаичной смертью. Кук мог себе представить, как остальных поглощает море, но только не Сакса.

Сакс напоминал Куку отца — жестокого, упрямого сукина сына, забившего до смерти его мать. В течение долгих лет Кук наблюдал за тем, как каждую пятницу отец приходил со смены пьяным, ощущая себя непобедимым великаном, и искал повод подраться. Такие люди всегда находят причину для драки, рано или поздно, а если не находят, то создают ее сами.

В генах было дело или в окружающей среде, Кук не знал, но считал, что отец был натуральным куском дерьма.

Доставалось не только матери Кука, но и всем, кто попадался отцу на пути. А потом, когда старик потерял работу и решил, что пьянство — его призвание, избиения стали ежедневными. Со временем — крайне жестокими. Мать регулярно лежала в больнице: из-за сломанных ребер, челюсти, вывихнутого запястья, или разорванного легкого, или отбитых почек. Она всегда покрывала ублюдка, кроме того раза, когда он в пьяном угаре сбросил ее с лестницы, свернув ей шею.

Кук пришел домой со школы и обнаружил отца, пьяного и безобразного, плачущим над ее телом.

«Она сама упала, — рявкнул отец. — Это все, что ты должен знать, маленький ублюдок.»

Кук хорошо помнил охватившее его странное спокойствие, когда он понял, что худшее наконец случилось. Он поставил сумку с учебниками, вошел в кабинет отца и взял дробовик. Он усмехался, когда заряжал его. Усмехался, когда стрелял отцу в грудь.