Кук допускал, что в реальном мире некоторые из этих вещей представляют для коллекционеров немалую ценность.
Большинство книг находилось в плачевном состоянии: они были изъедены червями, с разбухшими от влаги страницами и раскрошившимися переплетами. Фабрини взял одну в руки, и страницы посыпались на пол, как осенние листья. Некоторые сохранились лучше, но их было мало. Кук отыскал самую большую книгу, в кожаном переплете. Большинство страниц слиплись, остальные были испещрены черной плесенью.
— Похоже на судовой журнал, — сказал он, поднося лампу ближе.
Фабрини кивнул.
— Ага, «Циклоп»? Тут прямо вверху страницы написано. Слышал когда-нибудь о нем?
Кук покачал головой:
— Нет, но это действительно военный корабль.
— Какого черта здесь делает судно ВМС?
— А ты как думаешь?
Кук всмотрелся в написанные мелким почерком строчки, от времени приобретшие медно-красный цвет. Большинство страниц порвались, когда он попытался их разъединить, и ему пришлось читать фрагменты между пятнами плесени. Пролистав журнал, Кук обнаружил, что ближе к концу многие страницы сохранились лучше, хотя и деформировались от воды.
— Боже, эти записи, последние записи, времен Первой мировой, семнадцатый год, восемнадцатый. А потом ничего. — Он посмотрел на Фабрини. — Похоже, «Циклоп» здесь очень давно.
Фабрини громко сглотнул.
Кук продолжал читать, пытаясь собрать воедино события последних недель, после которых корабль оказался в мертвом море. Фабрини был нетерпелив, но понимал, что журнал может содержать важную информацию, если они смогут ее найти.
— По-видимому, — сказал Кук спустя некоторое время, — «Циклопа» использовали для перевозки угля. Он провел много времени в Южной Атлантике, заправляя английские суда. В середине февраля восемнадцатого года он находился в Рио-де-Жанейро. Похоже, у него были проблемы с двигателем, поэтому на нем проводились ремонтные работы. Потом он принял на борт одиннадцать тысяч тонн марганцевой руды и взял курс на Балтимор. — Кук пролистывал страницы, пытаясь разобрать что-нибудь сквозь плесень и обрывки слипшихся страниц. — Очевидно, возникла какая-то проблема. Старший офицер Форбс был заперт капитаном, парнем по имени Уорли. Большинство записей принадлежит ему, но они мало что проясняют. Я едва могу их разобрать.
Кук продолжал читать и рассказывать Фабрини, что узнал. В Бразилии корабль принял триста пассажиров, большей частью военных моряков с других судов, возвращавшихся домой, а также взял на борт шесть военнопленных, направленных в военно-морскую тюрьму в Нью-Гэмпшире. Двое из них были причастны к убийству матроса, и за это один из них должен был быть повешен.
— Они остановились на Барбадосе и, по-видимому, обедали там с какими-то официальными лицами. Эта часть записей почти нечитаема, но четвертого марта они отплыли в сторону Балтимора. Черт, страницы сильно повреждены. Хотелось бы знать, что случилось потом.
С удвоенным интересом Кук продолжил чтение. Фабрини начал терять терпение. Кук читал еще минут десять или пятнадцать, игнорируя предложения Фабрини вернуться к спасательной шлюпке.
— Не нравится мне, что мы оставили Менхауса с теми двумя сумасшедшими.
— Подожди. Ладно, следующая запись, которую можно хоть как-то разобрать, относится к тринадцатому марта. По-видимому, «Циклоп» уже заблудился в тумане. На корабле начались беспорядки. Дальше записи делал старший офицер Форбс.
Со слов Кука, то, что произошло потом, напоминало мыльную оперу. Записи, относящиеся к той неделе, за которую произошли самые важные события, оказались нечитаемыми, и он мог судить о случившемся лишь по отрывочным фрагментам. Корабль заблудился, и экипаж то ли взбунтовался, то ли был к этому близок. Капитан Уорли проигнорировал предупреждения механика, что двигатели находятся в плохом состоянии. Он продолжал вести судно на полном ходу, и оно влетело в гигантский остров из водорослей и запуталось в нем винтами. Выбраться оттуда они уже не смогли. Левый двигатель выгорел полностью, правый заклинило. Экипаж стал постепенно выходить из подчинения. Уорли, насколько мог судить Кук, стал агрессивным и неадекватным: чаще был пьян, чем трезв, морально и физически издевался над экипажем.
— Похоже, он еще до отплытия был непригоден для выполнения своих обязанностей, — задумчиво пояснил Кук. — И в конце концов он зашел слишком далеко. Уорли, совершенно выжив из ума и устав, с его слов, от «суеверного страха» и «отсутствия силы духа» у его людей, решил немного поиграть мускулами: забрал с гауптвахты шестерых заключенных, вывел их на палубу и на глазах у экипажа расстрелял из пистолета сорок пятого калибра, целясь в головы.
— Хороший парень, — сказал Фабрини. — Напоминает Сакса.
— Потом матросы сумели нейтрализовать Уорли и заперли его в каюте, освободив старшего офицера Форбса. Видимо, Уорли запер его за то, что тот выступил против капитана из-за погибшего матроса. Похоже, его смерть была на совести Уорли, но ни у кого, кроме Форбса, не хватило смелости сказать это капитану в лицо.