Мертвое Царство

Писал Сахгальский тхен – предводитель одного из крупнейших степняцких племён. Наш язык давался ему тяжело, но я оценил старания, с какими он выводил буквы и подбирал слова, очевидно, не пользуясь помощью кого-либо из Княжеств. И раньше ходила молва о степняках-сахгальцах, кочующих к востоку, не признающих каменных или деревянных городов и другой еды, кроме дичи и трав, но теперь я всё чаще слышал о них. Кто знает, быть может, их тоже привлекала мнимая сиротливая беспомощность Холмолесского, оставшегося без законного князя? Я едва сдержал усмешку, представив тхена в моём тереме и утверждающим, будто он – очередной самозваный сын Страстогора.

Я выдохнул, когда понял, что в письме – не объявление войны и не требование оставить княжество, а простое предложение о переговорах. Конечно, это прибавило тревоги: все знают о хитрости и дальновидности степняков, но раз уж я выдержал пять зим давления со стороны четверых князей и княгини, то что мне единственный тхен?

– Ты не сломал печать, – заметил я, сворачивая письмо и убирая за пазуху.

Огарёк перекинул длинные смоляные волосы за спину. Если я предпочитал перевязывать волосы ремешком в хвост, то Огарёк упрямо носил распущенные патлы. Мальчишка, что с него взять.

– Конечно, не сломал. – Он повёл плечами, не глядя на меня. Обиделся, что ли?

– Но хотел.

Огарёк пожевал губу и хитро мигнул жёлтыми глазищами:

– До смерти хотел.

Я хохотнул и хлопнул его по плечу:

– Ты хороший сокол, Огарёк. Лучший.

Он обнял меня, как порывистый ветер, и я в ответ стиснул его руками.

Мы стояли так, пока дозорные не начали дежурный обход. Я был счастлив от того, что с Огарьком не случилось ничего худого, и он, я уверен, испытывал то же.