Мертвое Царство

Не помню, как я добралась до святилища. Просто на рассвете оказалась в келье Ферна, а от воспоминаний остались лишь рваные клочья: вот Лагре лежит на земле, а снег вокруг него чёрный от крови. Вот бегут люди, я слышу мужские голоса и крик матери. Вот сижу в нашей гостиной, укрытая пледом, мне суют стакан горячего вина, а я не могу его взять, потому что руки сильно трясутся…

Конечно, мне не дали выйти из дома в корсете. Как переодевалась, тоже не помню. Но, видимо, наспех даже вымылась или хотя бы обтёрлась, потому что ни земли на коленках, ни крови на руках у меня не было.

Ферн подсыпал мне что-то в чашку, это точно. Я сидела, бездумно глядя в огонь, мелкими глотками пила горький травяной чай с ароматом мёда и размышляла только об одном: почему я пришла именно сюда? Не в свою комнату, не осталась в поместье, а приволокла своё разбитое, вымотанное тело в святилище?

– На всё воля Милосердного, – повторял Ферн истину, придуманную им самим. Его голос доносился будто издалека, перед глазами у меня до сих пор стояло побледневшее лицо Лагре с кровью на губах. – Даже если случилось ужасное.

– Милосердный умеет воскрешать людей, – прошептала я, крепче сжимая горячую кружку.

– Верно. В умах прихожан он умеет всё.

– Но волхв из твоих рассказов и правда мог воскрешать людей.

Мой голос прозвучал тихо и надтреснуто, но слёз в нём больше не было. Я отставила чашку. В груди пекло`, там разгоралось что-то новое, чуждое и крепкое. Ферн возился у очага – поджаривал куски хлеба с сыром.

– Мог. Но лишь поднимать на ноги, не возвращая к истинной жизни. – Ферн отряхнул руки и пристально, цепко посмотрел на меня. – Истод проделал большой путь. И если бы его не остановили, он пошёл бы дальше. Но кто-то может завершить начатое за него. По-другому, не так, как он хотел. Без крови и разрушений.

– Научиться ворожбе, посетить захоронения погибших от Мори на Перешейке, понять, к чему стремился Истод. И воскресить Лагре. Царству нельзя без командующего…

Ферн улыбнулся:

– Наконец мы с тобой пришли к общему мнению.

– Что будет с Аркелом? – спросила я. – Его казнят?

– Очевидно, его поместят под стражу, – согласился Ферн. – Суд займёт какое-то время. Дуэли до сих пор узаконены, несмотря на все протесты и предложения запретить этот обычай, но простолюдин не имеет права убивать командующего, даже на дуэли. Так что, скорей всего, твоего шута повесят, и притом довольно скоро.

Я стиснула виски. Как бы мне хотелось, чтобы всё было наоборот! Чтобы Лагре убил Аркела. Так было бы правильнее. Услышав выстрел, я была уверена, что мой брат стрелял первым и пуля, конечно же, попала в цель. Лагре остался бы жив… Я могла бы скорбеть об Аркеле, но на самом деле, вероятно, испытала бы облегчение.

Мне было бы легче, если б Аркел пал на дуэли от руки брата, но если его позорно повесят на площади под довольные крики толпы, я почувствую себя оплёванной. Слухи разлетаются невероятно быстро, и скоро все бы узнали, что осуждённый спал с сестрой убитого им командующего Лариме. Да уж, хуже не придумаешь.

Мне нужно было собрать сведения, прежде чем ехать на Перешеек. Отчего-то я чувствовала, что Перешейком дело не ограничится – Княжества, вот где жила истинная ворожба, вот где Истод оживлял мертвецов и вот где правит страшный князь-волхв, князь-чудовище.

И если мне предстояло увидеть эти земли, то я должна была подготовиться.

Весь Стезель знал: антиквар Штиль, владелец лавочки, бывал в Княжествах, а вернулся совсем не тем, кем был прежде. О нём ходило множество небылиц, подкреплённых ещё и тем, что Штиля мало кто видел, он предпочитал вести затворнический образ жизни, но я твёрдо решила: антиквар – тот, кто мне нужен.

В лавке было темно. Я вошла, над головой звякнул колокольчик, но проходить дальше не спешила, ждала, когда глаза привыкнут к полумраку. Постепенно из сумерек вырисовывались очертания предметов: на полу стояла огромная ваза, которую я могла опрокинуть, если б забрала чуть правее, в углу приютился огромный свёрнутый ковёр, на потолке поблёскивали хрусталём старинные люстры, но ни в одной из них не было свечей. Пахло деревом, лаком и старой бумагой – запах затворничества, запах добровольно выбранной медленной смерти среди вещей.

– Чем могу помочь?

В прихожую вышел юноша, на вид младше меня. Русые волосы он расчесал на косой пробор, а руки держал за спиной, как вышколенный дворецкий. Должно быть, подмастерье.

– Добрый день. Мне нужно увидеть господина Нимуса Штиля. Вы проводите меня к нему?

– С радостью. – Юноша улыбнулся и кивнул в сторону основного помещения, отделённого от прихожей шторкой из сверкающего стекляруса.

Я прошла за ним, украдкой разглядывая странную одежду юноши: не то халат, не то кафтан с длинными рукавами, закрывающими кисти рук.