Её рука скользнула мне под рубашку и стала блуждать по телу, останавливаясь на шрамах, быстро заживших благодаря ворожбе.
– Не ты их нанесла. Ты спасла меня.
Говорить становилось всё труднее, да и не нужно было. Мы слились в едином порыве, целовали друг друга жадно, ненасытно, двигались резко и быстро, словно хотели поглотить друг друга без остатка. Мне отдавались многие девушки, но сейчас я сам хотел отдаться Ивель, словно она была моей княгиней, а я – ключником или чашником, случайно забредшим в опочивальню. Я впивался в её шею, ключицы, грудь, она тяжело дышала и всхлипывала мне на ухо, и от звуков её голоса по моей спине бегали мурашки размером с крупный град.
Наконец, Ивель задрожала всем телом, вскрикнула, и мгновениями позже я обмяк поверх неё. С минуту мы продолжали прижиматься друг к другу, переводя дух. Мне снова пришла мысль о наследнике – от неё, от женщины из чужих краёв, но не только ради того, чтобы выгрызть долгий мир с Царством.
– Ты нечестный человек, князь, – прохрипела Ивель, обратно зашнуровывая платье. – Прогоняешь меня дважды, а потом пользуешься, да ещё и приняв чужой облик.
Я цокнул языком, но потом заметил, что мои растрепавшиеся волосы вновь стали рыжими. Ивель смотрела на меня с хитрецой, но я бы соврал, если бы сказал, что в её взгляде не было тепла.
– Тебе гораздо лучше быть тобой. – Она погладила меня по виску и пропустила сквозь пальцы рыжие пряди. – Будь таким хотя бы, когда мы вдвоём.
Мы замолчали, понимая, что теперь нам долго не удастся встретиться. Сосредоточившись, я вновь изменил свой облик на тот, что принял перед отъездом: чужое лицо, каштановые волосы. Ивель разочарованно сдвинула брови.
– Пока не забылся, – объяснил я извиняющимся тоном. – Я не гоню тебя, Ивель. Просто не могу иначе. Я не волен сам над собой, пойми. Я – князь. Просто помоги мне, и всё станет намного легче.
– Разумеется, – ответила она. Я так и не понял, означало ли это согласие или покорность от безысходности.
В дверь забарабанили. Я выругался и крикнул:
– Что такое, Трегор?
Ивель быстро проверяла, в порядке ли её одежда и причёска, а я в пару шагов подскочил к выходу и отворил дверь. По лицу Трегора мне сразу стало ясно, что за короткое время, что мы с ворожеей провели наедине, произошло что-то скверное.
– Степняки в городе, Лерис.
Мы с Ивель обменялись быстрыми взглядами, и будто в подтверждение Трегоровых слов снаружи раздался клич, совсем не похожий на завывания навей. Я кинулся к окну, грубо оттолкнул Ивель и замер, вглядываясь.
Моё дыхание оставляло на стекле мутные разводы, и мне почти ничего не удавалось разглядеть. Ругнувшись, я бросился к выходу.
– Что ты задумал? – крикнул мне Трегор.
– Своими глазами хочу увидеть, – ответил я и сбежал вниз по лестнице, на ходу чуть не столкнувшись с Огарьком.
Мы оказались на пороге кабака все вчетвером: Огарёк тут же пошёл за мной следом, а скоро Ивель с Трегором спустились к нам. Наверное, мы были единственными, кто хотел оказаться на улице в тот вечер.
Вокруг кабака кружились вихри от навей, зато дальше мелькали силуэты, совершенно точно принадлежащие живым. Степняки на своих быстрых приземистых конях сновали между дворов, уводили скот и с зычным смехом бросали факелы в сараи с сеном. Деревня быстро превращалась едва ли не в самое страшное место во всех Княжествах.
– Что же, и нави их не берут? – Ивель с недовольным видом скрестила руки на груди.
– И правда, – нахмурился Огарёк. – Не видят? Не боятся?
– Проклятые сволочи, – прорычал я. К воям навей и кличам степняков прибавились крики и плач – это страдали мои люди, поверившие в своего князя, а князь стоял в чужом облике у кабака и ничем не мог им помочь.
Всё же степняки не приближались к кабаку – я подумал, что, быть может, они наблюдали за навями и поняли, что те бродят только в определённом месте. А может, они вовсе ничего о них не знали и теперь просто избегали улицы, на которой что-то выло и вьюжило.
– Ты не можешь сделать так, чтобы нави кинулись на степняков? – спросил я Ивель, не поворачиваясь.
– Сперва на Царство, теперь на степняков, – прошипела она. – Нет, князь, к твоему сведению, я вообще не хозяйка им. Это не охотничьи псы. И даже не твой ездовой монф. Но…
Она осеклась, словно задумалась о чём-то. Я пересёк улицу: трое степняков уводили козу с ближнего двора, за ними женщина ползла на коленях, умоляя не грабить, но иноземцы только скалились и грозили ей зажжённым факелом.
Нави мешали мне смотреть, мелькали перед глазами, снова затянули свой тягучий вой:
Внутри меня всё вскипело. Вновь проснулись мои мучители-ветки, заскреблись в груди с неистовой яростью, и я до боли стиснул зубы, едва сдерживаясь, чтобы не ринуться в одиночку на чужаков.