Мертвое ущелье (Логово)

Он снова позвонил. Через минуту, круто согнувшись, в землянку вошел высокий и широкоплечий Хохлов — начальник разведки.

— Слушаю, товарищ командир.

— Садись.

— Спасибо,— Хохлов сел.

— Вот что, Хохлов. Ты новичка видел, что в санчасти ногу долечивает?

— Это войсковой разведчик с фронта? Видел, Виктор Петрович.

— Он. Хорошо, что видел. Пойди познакомься. Переведи его в землянку к своим разведчикам, поскольку он у тебя и будет воевать. С обстановкой пока не знакомь. Не все еще с ним ясно. Пока проверяем и ждем подтверждения. Ну, а рядом с твоими разведчиками он и будет на виду. В общем, глаз с него не спускать ни на миг. Но... Это надо делать так, чтобы он не обиделся. Скорей всего, это наш парень, разведчик. Однако чем черт не шутит... Рисковать мы не имеем права. Поэтому — глаз не спускать. Пока, до особого лично моего приказания. Понятно?

— Так точно!

— Выполняй!

— Слушаюсь!

7. «КОРОЛЕВИЧ»

Дед Елисей был партизанским связным. До войны он работал в колхозе возчиком. На телеге перевозил сено, зерно и все такое прочее. Характер у него был прескверный, всегда он ворчал на всех и вся. И бригадир — бездельник, и председатель — недотепа, и телегу у него годами не чинят. Ворчал-ворчал и в тридцать седьмом чуть не угодил в места не столь отдаленные, за решетку. Кто-то из колхозников сгоряча крикнул ворчливому деду, что надоело его ворчание на советскую власть слушать. И сразу дело приняло крутой оборот. Его, всю жизнь ездившего на телеге, вдруг увезли на машине. И только заступничество председателя колхоза, человека очень известного, заслуженного, спасло деда от необузданной жестокости тех шальных времен. Председатель, конечно, сам рисковал, но в район поехал и деда Елисея вызволил.

Дед прибыл обратно хмурый и молчаливый, будто что-то сломалось в нем. Даже ворчать почти перестал. То есть ворчал, конечно, но с оглядкой, в присутствии, пожалуй, одной только своей лошади, старого мерина с красивым героическим именем Руслан, да еще доверял домашней своей козе Маньке.

Когда в деревню пришли немцы, они прознали, что деда при советской власти арестовывали, и заинтересовались им. Начальник верховской полиции, отъявленный немецкий прихвостень, приехал в деревню — она была всего в семи километрах от города,— но хитрый дед, ссылаясь на глухоту и подслеповатость, отказался служить полицаем в деревне. Подобрали десяток других, тоже местных. А деду приезжий прихвостень объявил:

— Я тебя, старый пень, спасаю от смерти, это ты помни на всякий случай! Поскольку за отказ служить в полиции полагается виселица. Ну уж черт с тобой, может, ты и вправду глухой, а нам нужны здоровые хлопцы. Будешь здесь, в деревне, возчиком при полиции. Местное отделение открываем, деревня у вас большая.

— Да я...

— Молчи, дед! Если еще пожить хочешь!

И дед Елисей кивнул в знак согласия. Он уже был связан с первыми партизанами. Все это произошло не сразу, главный полицай из Верховска приехал в деревню уже поздней осенью сорок первого. К тому времени налаживалась работа подполья и разгоралась партизанская война. Хитрый дед сообразил, что ему очень удобно будет выполнять работу партизанского связного, будучи полицейским возчиком.

С тех пор уже более двух лет дед Елисей возил полицаев, иногда и немцев, в деревне их стояло не более двадцати человек, неполный взвод..

Каждую неделю, иногда и не один раз, он ездил в Верховск, отвозил в полицай-управление донесения или продукты — яйца, молоко, кур, мед,— все, что отбиралось у деревенских жителей. И, конечно, передавал свои, партизанские донесения верховскому подполью, а оттуда — обратно в отряд. И все это время регулярно под Верховском валились под откос эшелоны с военными грузами, горели склады в городе, аэродромы.

Худощавый, невзрачный и тщедушный, дед Елисей был неутомим. Его седая бороденка и густые длинные брови покрывались инеем и ярко белели под мохнатыми краями старой желтовато-серой шапки-ушанки, когда он, нахлестывая мерина Руслана, катил на своих санях по снежной лесной дороге.

Партизаны нередко перехватывали обозы, едущие с продовольствием из деревень в город. Это были обычно двое-трое саней, а летом — подвод с охраной из пяти-семи немцев или полицаев. По настоянию деда однажды ограбили и его. Самому ему наставили синяков и связали, немцу, который ехал с ним, дали сбежать. На этот раз дедова упряжь была одна. Других саней в обозе не было.

Партизаны не всегда забирали лошадей с санями. Так и в случае с дедом были взяты только продукты, и через пару километров он подобрал на дороге перетрусившего немца. Связанный дед, почмокав языком, дал команду лошади двигаться, и та шла шагом, когда из кустов ее и увидел сбежавший немец. Он прыгнул в сани, пустил ее вскачь, а потом на ходу развязал старика.